Среди полок одна была отведена под видеокассеты. Рядом находился вполне предсказуемый телевизор с большим экраном. Внимание Ситона привлекла чрезвычайно дорогая стереосистема с явно недешевыми усилителями на металлических стойках. Судя по всему, Мейсон был неравнодушен и к картинам. Те, что висели в гостиной, скорее всего, были оригиналами. Среди множества стилей хозяин явно тяготел к английской колористической школе Сент‑Ива. Если, конечно, это не было выбором его отца.
Итак, они сидели у Мейсона и пили виски – разумеется, не такими мизерными дозами, как в пабе. Теперь это был «Гленморанги».
– Твои книги? – кивнул на стеллажи Ситон.
– Я первый спросил, Пол, – парировал Мейсон.
– Да ладно. Так это твои книги?
– В основном. Есть и отцовские. Я люблю читать.
– Не попадался ли тебе такой писатель – Дэннис Уитли?
– Читал одну книжицу. Одной вполне хватило. Это ведь триллеры о сверхъестественном? – усмехнулся Мейсон.
– Не ожидал, что ты слышал о нем. Его сейчас больше не издают.
– Скорее всего, получил в нагрузку на какой‑нибудь распродаже. Вряд ли осилил до конца.
– Ужасный писатель, – продолжил Ситон. – Хотя в свое время добился немалой популярности. Пик его успеха пришелся на период между войнами. Уитли верил в арийское превосходство и искренне восторгался Гитлером и Муссолини, о чем не стеснялся открыто заявлять в своих сочинениях. Там же он проповедовал идею расовой неполноценности чернокожих. И в придачу еще был антисемитом. Даже в самом конце сороковых он делал попытки реабилитировать доброе имя Германа Геринга.
– В таком случае вряд ли он в ближайшее время выйдет из забвения.
– Да маловероятно, – откликнулся Ситон и умолк, явно с трудом подбирая слова. – На пороге зрелости в натуре Уитли обнаружился некий изъян.
– Так‑так, – поощрил его Мейсон.
– В те времена многие представители его сословия разделяли убеждения Уитли. Я говорю о материях куда более тонких, чем профашистские настроения. Отец Уитли был успешным дельцом. Занимался торговлей вином в Мейфэре.[23] Он специально забрал сына из школы и для выработки характера отправил служить на военный корабль времен Наполеона. Такой поступок амбициозного папаши по отношению к своему отпрыску и наследнику даже в те дни красноречивее любых слов говорил о его отчаянии. Затем началась мировая война, и юноша пошел служить младшим офицером в артиллерийские войска, дислоцированные под Монсом и Ипром.
– Вот это уж точно должно было помочь, – заметил Мейсон. – Я о выработке характера.
– Должно было, – согласился Ситон. – Но явно не помогло. Вскоре после заключения мира старший Уитли скончался, и Дэннис унаследовал винный бизнес. Это случилось в самом начале двадцатых годов. Новоиспеченный виноторговец связался с очень сомнительными личностями. И времена тогда тоже были сомнительные. Слышал ли ты что‑нибудь о периоде двадцатых – тридцатых годов в Англии?
– Просвети меня, – попросил Мейсон.
– В обществе тогда происходили массовые волнения.
– Ну, я слышал о марше из Джарроу.[24] О Всеобщей стачке.[25]
– Во время тех событий Уитли водил лондонский автобус. На поясе он носил револьвер для отражения большевистской угрозы.
– Ну и придурок!
– Пижон, а не придурок, – возразил Ситон. – Если ты читал Оруэлла, что стоит у тебя на полке, – а я в этом не сомневаюсь, – то должен знать, что в те дни и судам, и полиции хватало работы. |