— В каком смысле? — В его взгляде (как тогда в зеркале) промелькнула бессильная враждебность. — А то вы не знаете!

— Чего я «не знаю»? О чем вы?

— Да, так… тяжело, тоска, — вырвалось признание. — Я пошел.

— Минутку! Два слова о ваших компаньонах.

— У меня один.

— А Марк?

— Казанский улетел в тот же вечер, двадцать восьмого, рейсом в восемь тридцать. В Южную Америку.

— Один?

— В Шереметьево отбыл под охраной.

— Под охраной?

— Ну, он увез мои деньги. Плата за акции.

— Сколько?

— Коммерческая тайна.

— Но она отражена в документах?

— Все отражено, все законно.

— Так сколько?

Серж взглянул затравленно и отрывисто рассмеялся.

— Двести тысяч долларов.

— Недурной капиталец вы за годы гласности спроворили.

— Завидно?

— Еще бы. (Тон между нами становился все нервознее… и рыжеволосая Даша глаз не сводит.) Марк действительно улетел?

— Боря посадил его на самолет.

— Боря? Наш студент?

— Студент — слишком большая роскошь на нынешнем историческом этапе. Время от времени он у нас подрабатывает в охране.

— Ах да, он же спортсмен, натренирован. Во сколько они с Марком отбыли?

— В шесть, в седьмом.

— Вы остались со своим адвокатом?

— Он тоже вскоре ушел. А я еще дождался факса из Америки.

— Значит, с шести часов алиби у вас нет?

— У меня есть все. Объясните же, зачем вам сдалось это следствие?

Боковым зрением Валентин уловил, как шевельнулась кружевная занавеска, лицо покачнулось, словно подало знак.

— Сдалось. О мотивах пока умолчу.

— Понятно.

— Ну так — алиби.

— Если понадобится — его засвидетельствует наша уборщица. Она убиралась до девяти, мы с ней вместе вышли, закрыли контору.

— Боря уже не вернулся?

— Вернулся после нас из Шереметьева, ночь отдежурил.

Бизнесмен вдруг развернулся и пошел к воротам. Валентин бросился следом.

— Сергей Александрович! Вам ни о чем не говорят такие цифры: три тысячи девяносто пять?

Остановился, обернулся. На посеревшем, но все равно красивом молодом лице — острый, даже хищный интерес.

— Повторите!

— Три тысячи девяносто пять.

— Не говорят. Горе вы сыщик. Откуда взялись эти цифры?

— Марина бредила… в ночь после похорон.

Бизнесмен едко усмехнулся и ушел. Валентин выскочил за ним на улицу: быстро удаляется, вот скрылся за углом с пивным подвальчиком, где, по-видимому, папа Пчелкин пил свое последнее пиво. Воскресные прогулки по Бульварному кольцу… Кого-то он видел на Рождество… старика, длинные седые волосы, брел понуро, согнувшись… Валентин завернул в роковой переулок. Под праздным фонарем (почему-то горящем в бледном воздухе — мелкий бес зажег знак погибели) снег уже замел все вчерашние следы, кровь; высоко в эркере смутно и недвижно зеленело рождественское дерево. Смотреть на него было почему-то неприятно — вот-вот задрожат темно-зеленые веточки от «красной руки». Зеленый камень… Валентин усмехнулся… Да, даже магический «философский камень» должен быть направлен чьей-то зловредной рукой. «Мы там два раза встречались».