* * *

Тяжелый нож глухо плюхнулся в рыхлый грунт, попутно срубив высокий розовый пион.

Двор был пуст. Лишь по другую сторону переулка сидела на сбитой из досок лавке столетняя бабка. Сгорбив худую спину, она что-то шептала, должно быть, вспоминая длинную, нелегкую жизнь, по памяти разговаривая с давно переехавшими на погост родственниками.

И все же падение странного предмета не осталось незамеченным. От стоявшей под молодой рябиной лавочки отделилась тень и шустро прошмыгнула к овалу клумбы. Это был довольно молодой мужчина в светлой рубахе, широких темных брюках и довоенных полотняных штиблетах.

Он легко отыскал нож среди зелени и цветов благодаря хорошо заметной рукоятке, обмотанной белым платком. Сунув его за пазуху, он воровато огляделся по сторонам, быстро покинул двор и размашистым шагом направился к Мещанской.

Глава четырнадцатая

Москва, Строительный трест № 1 — Нижние Котлы; август 1945 года

Дело о похищенном сейфе Мосторга комиссар Урусов посчитал настолько важным, что на все время оперативных мероприятий закрепил за группой Старцева служебный автомобиль. «Пользуйтесь, чтобы каждый раз не ходить на поклон к дежурному по гаражу», — сказал он.

Ранним утром водитель «эмки» заехал за Старцевым, Васильковым и Егоровым — благо жили они недалеко друг от друга. По пути в Управление курили и, конечно же, говорили о делах.

Все трое не выспались. Какой к черту отдых, если и ночью в голове, подобно червям, копошатся мысли о сейфе, о Бароне и о мотивах его убийства… Да и поспать толком не удалось — предыдущий рабочий день закончился едва ли не под утро.

Вчера сыщики группы Старцева копали в разных направлениях, одновременно преследуя две цели: раздобыть сведения об исчезнувшем сейфе и выяснить мотивы убийства бандитского главаря Павла Баринова. Для верности еще раз перелопатили материалы незаконченного уголовного дела, «возбужденного по факту обнаружения в подвале пятиэтажного дома в Безбожном переулке тел двух убитых мужчин».

В материалах имелись фотографии убиенных молодцов и стенография опознания за подписью оперативника Петериса Озолса. В одном из убитых он признал Льва Креминского, в другом — Ибрагима Джуварлы. Оба персонажа значились в картотеке угрозыска. Данных по ним имелось немного, но связь с Пашей Бариновым прослеживалась.

О третьем участнике — никому не известном молодом Петрухе — не упоминалось больше ни в одном документе.

Перед тем как разъехаться по домам, Егоров предложил вторично наведаться в гости к Изотенко. «А что? — рассматривал он фотографии мертвых Креминского и Джуварлы, — этих двоих Шура-крестьянин знал в лицо — пусть глянет и подтвердит. А заодно поспрошаю у него о Петрухе или о тех, кто был с ним знаком». Старцев одобрил инициативу и снова пообещал выбить пропуск в Бутырскую тюрьму.

Однако затея с грохотом провалилась. В семь утра на квартиру Старцева позвонил дежурный по Управлению и доложил об отказе в оформлении пропуска. «Это еще почему? Что за новости?» — взвился Иван, которому Урусов накануне дал широкие полномочия. «Не кипятись, Иван Харитонович, — спокойно парировал дежурный. — Из Бутырки сообщили, что помер вчера ваш Изотенко, сгорел от туберкулеза. Сказали, если захотите побеседовать с кем-то другим, милости просим».

— Дела-а, — покачал головой Егоров, услышав в машине эту новость.

— У тебя нет других источников? — с надеждой поглядел на него Старцев.