Майя пожала плечами:

– Нет, конечно, а что?

– Вот и прекрасно, теперь можете послушать, – сказала Юлия Петровна.

Майя села на диван, натянула на себя плед, приникла головой к Фединому плечу, стало теплее, уютней.

Юлия Петровна уселась на табуретку перед роялем, Майя знала, эту табуретку почему то называют банкеткой, открыла крышку рояля. Блеснули желтоватые, должно быть древние, как, впрочем, и все вещи в этой комнате, клавиши.

Рояль был расстроен донельзя, хрипел, словно бы задыхался, как самый настоящий астматик.

– Что вам сыграть? – спросила Юлия Петровна.

– Что хотите, – сказала Майя.

Юлия Петровна кинула ладони на клавиши.

– «Ваши пальцы пахнут ладаном, – начала она неожиданно низким, сочным голосом, который, казалось, с трудом вырывался из ее увядшего рта. – А в ресницах спит печаль…»

Рояль был расстроен, и все таки сквозь астматический хрип и скрежет вдруг тоненьким ручейком пробилась печальная мелодия:

Ничего теперь не надо мне,

Никого теперь не жаль.

– Это он Вере Холодной посвятил, – сказала Юлия Петровна, оборвав игру.

– Кто он? – спросила Майя.

– Вертинский. Это был знаменитый певец, он выступал всегда с огромным успехом.

– А кто такая Вера Холодная? – спросила Майя.

Юлия Петровна укоризненно покачала головой:

– Нет, вы только посмотрите на эту девочку! Федя, друг мой, почему вы не развиваете это дитя?

– Сама разовьется, – усмехнулся Федя.

– Деточка, – сказала Юлия Петровна, – Вера Холодная – знаменитая киноактриса, первая киноактриса нашей страны. А Вертинский безумно любил ее и посвятил ей этот романс, она ведь умерла молодой…

Юлия Петровна еще раз пропела:

Ничего теперь не надо мне,

Никого теперь не жаль.

– Представьте, – Юлия Петровна опять оторвалась от рояля. – Я точно так же себя чувствовала, когда умер мой муж…

– А он давно умер? – спросила Майя.

– Лет пятнадцать тому назад. Он был актер.

– Правда? – удивилась Майя.

– Правда. Он снимался в кинофильмах у Протазанова, Желябужского, Экка, только он играл не главные роли, а эпизодические. И тогда тоже были интриги, поверьте мне, тогда тоже не пропускали подлинные таланты.

– А он был талантлив?

– Да, очень. Только ему так и не дали ходу.

– А вы тоже были артисткой?

– Нет, я была костюмершей на киностудии Ханжонкова, – ответила Юлия Петровна.

Слабая улыбка мелькнула на ее губах:

– Если говорить правду, то я ужасно мечтала стать артисткой, сниматься хотя бы самой распоследней статисткой, лишь бы сниматься…

– И что же? – спросила Майя.

– Ничего не вышло. Говорят, я лучше шила, чем играла…

Юлия Петровна снова повернулась к роялю. Помедлив, запела, аккомпанируя себе:

Спокойно и просто

Мы встретились с вами,

В душе зажила уже старая рана…

Глянула через плечо на Майю.

– У меня было тоже так. Именно так, правда, это уже спустя несколько лет после смерти мужа…

Но пропасть разрыва

Легла между нами.

Мы только знакомы.

Как странно.

– А ведь так бывает, – продолжала Юлия Петровна. – Кажется, нет никого дороже, ближе, и вдруг – нате вам, полный поворот на все сто восемьдесят градусов. И чужие навсегда…

Майя обняла Федю одной рукой.