Юлия Петровна играла, не останавливаясь, очень быстро. Но Майя не отставала, охваченная своей странной, отчаянно стремительной и невеселой пляской.

Вдруг разом остановилась:

– Все! Хватит!

Кинулась на диван, рядом с Федей.

– Устала? – спросил Федя.

– Чуть чуть, самую малость.

– А я и не знал, что ты умеешь так лихо плясать.

Майя прерывисто вздохнула:

– Зачем это все? Ты уходишь, а я пляшу, как дура ненормальная.

– Неправда, – сказал Федя. – Никакая ты не дура ненормальная. И очень хорошо, что ты пляшешь. Вот такой я тебя и запомню…

– Это хорошая примета, что вы веселая, – сказала Юлия Петровна. – Очень хорошая.

«Какая я веселая», – подумала Майя, но вслух ничего не сказала, а для подкрепления доброй приметы постаралась улыбнуться как можно радостней. Потом сказала:

– Пойдем домой, уже половина шестого, можно поднять штору. – Откинув голову, вглядывалась в Федю, словно никогда до того не видела. – Еще два часа, – сказала. – Даже меньше.

– А вы собрали уже все то, что нужно Феде на дорогу? – спросила Юлия Петровна плачущим голосом.

– Начинается, – сказал Федя. – Одна успокоилась, теперь другая тоже вроде не в себе…

– Я еще вчера все собрала, – ответила Майя.

– Ладно, пойдем домой, – сказал Федя. – Пусть Юлия Петровна немного отдохнет от нас. Ведь для нее отдых в ее годы особенно необходим.

– Я ни капельки не устала, – сказала Юлия Петровна надменно. – И вообще, Федя, крайне неделикатно намекать на мой возраст…

– Я не намекал, – сказал Федя. – Я говорю прямо: вам следует отдохнуть. Мы, хирурги, люди грубые и жесткие, пора бы вам это знать…

Широкая улыбка озарила худенькое, изрезанное морщинами лицо Юлии Петровны:

– Как же, знаю, конечно. Представьте себе, Майечка, он со мною в машине «скорой помощи» едет, везет в больницу, я чуточку застонала, боль ужасная, просто невыносимая, а он как гаркнет: «А ну, чтобы тихо было!»

– Ну и как? – спросила Майя. – Вы его простили после этого?

– А что было делать? – по прежнему с улыбкой спросила Юлия Петровна. – Куда деваться? Кстати, – сказала Юлия Петровна, она посмотрела на Федю, – хотите вы того или не желаете, меня это не касается, но я приду вас провожать.

– Приходите, – согласился Федя. – Почему бы мне не хотеть, чтобы вы пришли провожать.

– Я приду веселая, не беспокойтесь, – продолжала Юлия Петровна. – Ведь главное, чтобы все были веселые. Майя, это самая хорошая примета, тогда все будет прекрасно…

– Стало быть, договорились, – сказал Федя, – ни одной слезы, слышите?

– Да вы что? – изумленно спросила Юлия Петровна. – Вы что, Федя? О каких слезах вы говорите? Я буду очень веселая, исключительно жизнерадостная, самая ликующая дама на свете!

И она громко, даже чересчур громко засмеялась.

Майя вышла вслед за Федей, закрыла дверь. Потом тут же вернулась, вошла без стука. Юлия Петровна все стояла на том же самом месте, возле стола, от недавнего оживления и следа не осталось. Глаза глядят прямо перед собой, плечи опущены.

Майя невольно удивилась: «Вот это да! Ну и артистка же!» Так и сказала ей, прямо в лицо выпалила:

– А вы совсем неплохая артистка, Юлия Петровна!

Тут же подумала о себе: «А разве я плохая артистка?»

Юлия Петровна вздрогнула, обернулась, увидела Майю. Не отвечая, протянула ей руки, прижалась лицом к ее лицу. Потом сказала очень тихо, почти неслышно:

– Иногда мне кажется, что я люблю его не меньше сына, верите?

И Майя не нашлась, что ей ответить… В пустом коридоре гулко прозвучал Федин голос:

– Майя, ты где?

– Сейчас! – крикнула Майя.