Циклопис тупо вытаращился на меня.

— Ты с кем всё это время разговариваешь? — озадаченно пробормотал он.

— С Циклописом Хренакисом. Это ты? — уточнил я на всякий случай.

— Да, я…

Повисла пауза. Тишину нарушила негромкая реплика Ильицинского:

— А братишка-то у нас дурачок оказался!

— Короче, бараны, устал я от вас… — я набрал в лёгкие побольше воздуха. — Теперь скажу, как будет! Циклопис, бегом в геликоптер…

Я не договорил. Словно бы железный дождь обрушился с неба. Длинные оперённые иглы посыпались на вытянувшихся в шеренгу людей. А громогласный истеричный писк подтвердил, что мы оказались атакованы стаей кахебеней. Целое облако перьев-стрел одномоментно рухнуло на нас; основная их масса, правда, повтыкались в грунт возле ног, но двое человек упали с криками, потонувшими в галдеже хищных пташек. Строй моментально рассыпался, люди шарахнулись в разные стороны, сбивая друг друга с ног и бестолково сталкиваясь на бегу.

Одна из стрел по касательной ударила меня в спину, но я этого почти не заметил, ведь на мне была одета прекрасная броня. А вот Циклопису досталось больше: ему в правое плечо одна подле другой воткнулись две длинные чёрно-красные стрелы. Бедный бригадир «колумбариев» заревел в полную глотку; я думаю, что получить в живое тело две таких дуры и в самом деле значило обогатить свою жизнь весьма травмирующим опытом. Увидев, сколь живописно Циклопис упал на спину и сообразив, что прямо сейчас всё моё пребывание на Даннеморе грозит лишиться всякого смысла ввиду банальной гибели нужного мне человека, я решился на единственно верный в сложившейся ситуации поступок. Я повалился на Циклописа Хренакиса сверху, закрыв его своим телом. Ну, то есть, не телом как телом, а защитной бронёй, надетой на мне. Я слышал как вокруг метались люди, ругаясь на самых немыслимых наречиях, как стрелял в злобных птичек Инквизитор и даже как смачно втыкались в грунт оперённые стрелы, пока, наконец, всё хаотичное безумие не прекратилось.

Тогда над моим ухом раздался очень спокойный, я бы даже сказал, невозмутимый, голос Ильицинского, произнёсший:

— Поднимайся, атаман! Я убил двух птичек, а остальные улетели!

Я встал, шевельнул ногой громко стонавшего бригадира «кумоду» и предостерёг его на всякий случай:

— Я прикрыл тебя своим телом, но это вовсе не означает строгой мужской любви. Так что, давай без иллюзий на этот счёт! И хватит стонать — не люблю я этого!

Евгений Ильицинский помог подняться Циклопису и посоветовал ему:

— Стрелы не трогай, сейчас мы тебя погрузим в геликоптер и там я обработаю тебе раны.

Вокруг стонали с полдюжины бритоголовых татуированных мужчин, раненых перьями кахабеней в самые разные части тел. Но всём врождённом гуманизме, присущем казакам, их спасение не входило в рамки нашей культурно-просветительской миссии на бескрайних просторах Даннеморы.

К Инквизитору подскочил мужчина, являвшийся проводником колонистов и поблагодарил его:

— Спасибо, что помогли нам отбиться! Если бы не вы, жертв оказалось бы намного больше.

— Почему они напали на нас? — спросил его Ильицинский.

— Кахабени — падальщики. Они клевали труп, который лежал возле брода, а мы их вспугнули. Вот они и вернулись с целой стаей. Мы сейчас уйдём, а у них жор начнётся, поскольку к старым объедкам добавится новое мясо, — он оглянулся на стонущих раненых.

Было очевидно, что не все они смогут продолжить движение своим ходом.