Дальнейшее оказалось делом техники. Через четверть часа я рванул из-под воды в зенит с ускорением в десяток «g», описал трёхсоткилометровую дугу и опустился точно в назначенное место в предгорьях Bald Mountains. Там меня уже ждали с искренним нетерпением. Команда весело, но без лишних проволочек, погрузилась на гостевую палубу, Нильский Крокодил торжественно подорвал свой геликоптер, столь часто выручавший нас в даннеморской одиссее, и я стартовал снова. На этот раз в космос.

Первый этап полёта — разгон до субстветовой скорости — представлял для нас определённую угрозу. Орбитальная станция слежения за планетой, разумеется, выпустила бы истребители для нашего перехвата и вовсе не факт, что «Фунту изюма» удалось бы в одиночку от них оторваться. Но поскольку все этапы операции оказались продуманы и исполнены безукоризненно, то и отступление мы провели в лучших традициях казачьего рода-племени. Поднявшийся с поверхности Левенворта, самого большого естественного спутника Даннеморы, «Таллин» (с одной буквой «н») прекрасно справился с прикрытием нашего отступления. Павел Усольцев самозабвенно бился с высланной нам на перехват шестёркой истребителей, удачно переключив внимание пилотов на себя, благодаря чему «Фунт изюма» покинул систему звезды Витта Прайонис без единого повреждения.

Да чтоб всегда я так летал!

Дальнейшие события также разворачивались по выработанному прежде плану. Циклопис Хренакис, может, и не желал расставаться с «торпиллёром», да только выбора у него не было. Потому как я ему этого самого выбора просто не оставил. После серии прыжков различной протяжённости он привёл «Фунт изюма» к красному гиганту Парамаунт — издыхающей тусклой звезде, бесполезно сжёгшей за долгую эволюцию в своей термоядерной топке весь водород, да так и не ставшей центром полноценной планетной системы. Вокруг Парамаунта обращалось несколько десятков астероидных колец различной плотности и протяжённости; в одном-то из них, на безымянном аммиачно-силикатном куске в пятьсот километров в поперечнике, Циклопис и спрятал «торпиллёр». Он выучил наизусть величину эксцентриситета орбиты этого астероида, его альбедо и оставил на поверхности хорошо распознаваемый изотопный маркер — зная всё это, бригадир «кумоду» без труда сумел отыскать нужное небесное тело. А поднять «торпиллёр» на борт было уже делом пилотажного мастерства и погрузочной техники.

Признаюсь, странное чувство испытал я спустившись на секретную палубу «Три-А» и впервые прикоснувшись к чёрному поликарбоновому корпусу этого самого, пожалуй, таинственного объекта во Вселенной. Разумеется, я узнал это устройство: именно в таком «торпиллёре» я оказался (неведомо, правда, как) в космосе возле Аль-Кайды, спутника Зухрияра. Тот же проём под стекло в корпусе, катапультируемое кресло…

Мы, то есть курень имени Александра Огюстовича Че Гевара-Самовара, сдержали свою часть договора, а Хайри Маус — свою. Я, будучи хозяином своего слова, отпустил на свободу паршивца Лориварди Гнука, хотя, признаюсь, зудели мои руки высечь его как следует синфазной нагайкой. Но… как говорится, уговор дороже злобы, коли обещал я Гнуку свободу — пусть гуляет.

С бывшими «колумбариями» я расстался почти дружески. Думаю, они меня простили, ну а коли что-то было не так, как им хотелось — так что ж! — сами виноваты.

До момента, когда я должен буду умереть от действия медленного яда, введенного мне на Нероне, оставалось чуть больше четырёх условно-земных суток.

Признаюсь, я ждал этого мгновения. Нет, вовсе не смерти, я говорю совсем о другом, куда более приятном. Я ждал минуту, когда у меня появится возможность остаться с Наташенькой наедине.

Любви все возрасты покорны и чем мужчина старше — тем покорней.