Граф взглянул на Мнрогара с величайшим изумлением, пораженный его дерзостью, затем изумление сменилось гневом. На неестественно красных губах заиграла исказившая его лицо неприятная жесткая улыбка.

– Закройте дверь, живо! – гаркнул граф на всю комнату. – Каждая собака знает, что этот тролль посмел выдать себя за рыцаря. Все остальное, что всплывет в ходе расследования, должно остаться между нами – ради спокойствия в графстве, королевстве и христианском мире. Пусть каждый из присутствующих поклянется молчать о том, что услышит здесь.

– Прошу прощения, милорд, – подал голос сидевший рядом с епископом священник, – но это неофициальный суд, и ты не можешь заставлять нас клясться в сохранении тайны.

– Помолчи, Джеймс, – сказал епископ.

Джим с любопытством посмотрел на священника. Поистине неведомый толмач, переводивший Джиму на современный английский речь обитателей окружающего мира, был проницателен. Обычно в ушах Джима звучал хорошо знакомый английский язык, лишь приукрашенный выразительностью собеседника. Но иногда отклонения от современного английского были значительны. Джим помнил, что на обеде у графа гости распевали песни на среднеанглийском, который Джим изучал в университете. В речи Неда Данстера явственно слышался сельский выговор, очень похожий на то наречие, на котором жители Сомерсетшира изъяснялись и в двадцатом веке. Сейчас Джиму казалось, что епископ и священник говорят на языке, очень близком к современному оксбриджскому диалекту, получившему название от комбинации наименований двух самых известных английских университетов – Оксфорда и Кембриджа. На таком языке и в двадцатом веке говорили лишь весьма образованные люди.

– Еще раз обращаюсь ко всем: дайте обет молчания, – сказал граф, одарив священника уничижительным взглядом.

Энджи, Брайен и Агата Фалон пробурчали что‑то невразумительное. Не дождавшись других уверений в сохранении тайны, граф занялся Мнрогаром;

– На ристалище ты дал понять, что знаком с леди Фалон. Ты знаешь ее?

Мнрогар не проронил ни слова, его взгляд был прикован к лицу графа, на которого тролль смотрел со злобой и ненавистью.

– Мы заставим тебя говорить! – взревел граф, багровея от ярости.

– Извини, что прерываю тебя, Хьюго, – тихо сказал Каролинус, – только пыткой ничего не добьешься.

– Это еще почему? – удивился граф.

– Попробуй и узнаешь сам, – вкрадчиво произнес Каролинус.

Джим с интересом следил за перипетиями разговора. Он прекрасно знал, что притворная любезность мага не сулит собеседнику ничего хорошего.

– И все‑таки, почему? – раздраженно повторил граф.

– Сверхъестественные существа, одним из которых является этот тролль, как, по‑видимому, известно священнику и Ричарду, не боятся пыток. Под пыткой говорят только люди. Тебе же не придет в голову истязать, например, ангела?

При мысли о таком святотатстве граф побледнел и заерзал в кресле.

– Вот я и говорю, – продолжил Каролинус, – пытать сверхъестественных существ, бесплотных духов или элементалей – пустое дело. Да и не все люди сгибаются под пыткой. Те, кто крепок в вере, нередко стоят на своем. Я думаю, Ричард или священник могут привести не один тому пример. А рыцари? Разве они не пренебрегают болью, когда затронута их честь?

– Ха! – подал голос Брайен. Он только что мысленно расправился с цыпленком, фаршированным яблоками и овсом, и был настроен весьма воинственно.

– Сверхъестественные существа, – заключил Каролинус, – отвечают на вопросы тех, с кем они желают говорить.

– Будь по‑твоему, Каролинус, – сдался граф.