Брайен мог ходить повсюду, и его едва замечали; Джима же не только везде замечали, он вызывал толки. Он никак не мог сообразить, как ему воспользоваться относительной свободой, которой располагал Брайен, но чувствовал, что набрел на нужную мысль, а может, и не одну.

Он постучался в дверь Брайена, не особо надеясь застать друга. Во всяком случае, там должен был оставаться его оруженосец или кто‑нибудь из охраны, то есть людей, ответственных за то, что происходит в комнатах. Для Джима то же самое обычно выполнял Теолаф, но появление Роберта все изменило, и сам Теолаф радовался, что находится не возле ребенка, а с товарищами по оружию. Однако дверь открыл сам Брайен:

– Ах, Джеймс! Как приятно видеть тебя! Как я выгляжу?

Брайен повернулся перед Джимом. Было ясно, что он уже одет для парадного обеда. На нем была голубая рубаха, лишь слегка выцветшая, и невысокие начищенные и совсем недавно подкрашенные черной краской сапоги без каблуков, на взгляд Джима, больше напоминавшие шлепанцы, – но все сапоги в этом веке выглядели так. На рыцарском поясе висел кинжал в ножнах, пожалуй, единственная роскошная вещь на Брайене. Скорее всего, он выиграл этот пояс как приз на турнире.

Все это, конечно, украшало стройного, крепко сбитого, гибкого человека, рост которого не превышал пяти футов девяти дюймов. Однако Брайен держался так, будто был на целый фут выше, что, пожалуй, вполне оправдано. Как‑никак, Брайен боролся и победил многих рыцарей, бывших намного выше, мощнее и, возможно, сильнее его.

– Ты выглядишь великолепно, – убежденно проговорил Джим.

– Ха! – удовлетворенно произнес Брайен, поворачиваясь. – Спасибо тебе за эти слова, Джеймс. Ведь этого ни за что не скажешь, не будь я одет подобающим образом. – Внезапно он повернулся спиной к Джиму. – Ну вот, Джеймс, – взволнованно проговорил он, – взгляни на ворот моей рубахи. Он слегка выносился. Умная швея в моем замке вывернула его каким‑то образом. Я уж не знаю, что она сделала, но она должна была скрыть это. Мне все‑таки кажется, поскольку, когда я трогаю рубашку сзади, то ощущаю неровность. Скажи, с того места, где ты стоишь, это действительно заметно?

Джим глянул на ворот рубахи. Выношенного места, о котором говорил Брайен, было почти не видно. Требовалось подойти ближе и уставиться в спину Брайена, чтобы разглядеть его.

– Я ничего не вижу.

– Это меня успокаивает! – Брайен повернулся. – Ты уже готов спуститься в зал, Джеймс? Где Анджела?

– Она зайдет за нами, когда будет готова. Если ты подождешь, мы можем спуститься все вместе.

– Я охотно подожду, – отозвался Брайен. – Конечно, это поднимет мою репутацию в глазах гостей, которые увидят, что я пришел на обед вместе с тобой, леди Анджелой и Герондой. Когда герольд будет объявлять о тебе, ему придется объявить обо мне почти тем же тоном, и глаза всех присутствующих, конечно, устремятся на всех четверых.

– Ты недооцениваешь себя, Брайен. На самом деле для нас с Энджи – честь войти вместе со знаменитым победителем стольких турниров. Одним из первых копий Англии.

– Ну‑ну, я бы не назвал себя одним из первых копий Англии, но пусть будет так, а что до остального, давай сядем, и я налью вина.

– Я подумывал вздремнуть…– Джим замолчал, заметив разочарование на лице Брайена.

Брайен очень редко приглашал гостей в замок Смит из‑за плачевного состояния, в котором тот находился, но у него была душа хлебосольного хозяина, и здесь, в комнате в замке графа, которая была значительно меньше любой из занятых Джимом и Энджи и в которой ему приходилось держать своего оруженосца – тот спал на соломе у двери, – он все же выглядел настоящим хозяином.

– Поразмыслив, я понял, что хочу вина!

– Хорошо сказано! – Брайен порылся в углу в своих сваленных в груду пожитках.