|
.. Но ничего, скоро мы это узнаем. Смерть же сэра Бартоломью - совсем другое дело. Его мог отравить любой из гостей, дворецкий, горничная. Это было совсем нетрудно. - Не понимаю... - начал мистер Саттертуэйт. Но Пуаро перебил его: - Берусь как-нибудь вам это доказать, проведя небольшой эксперимент. А теперь давайте перейдем к другому, самому важному вопросу. Надеюсь, вы понимаете, не можете не понимать, ибо у вас доброе и чуткое сердце и тонкий ум, что я не должен, как у вас говорят, перебегать дорогу. - Иными словами... - начал мистер Саттертуэйт, понимающе улыбаясь. . - Иными словами, сэр Чарлз должен играть главную роль! Он к этому привык. А некая юная леди совсем не была рада тому, что я вмешался в расследование. - Вы, как у нас говорят, понимаете все с полуслова, мосье Пуаро. - Ну что вы, право, это же просто в глаза бросается! У меня очень чувствительное сердце. И мое самое большое желание - помогать влюбленным, а не препятствовать им. Мы с вами, мой друг, должны вместе трудиться на благо и во славу сэра Чарлза Картрайта, разве не так? А когда распутаем это дело... - Если распутаем, - мягко поправил его мистер Саттертуэйт. - Нет, не если, а когда! Я не проигрываю. - Никогда? - не удержался от вопроса въедливый мистер Саттертуэйт. - Были случаи, - с достоинством отвечал Пуаро, - когда ненадолго я, как бы это сказать, становился тугодумом. То есть добирался до истины не так быстро, как обычно. - Но в целом вы никогда не терпели неудач? Настойчивость мистера Саттертуэйта проистекала из чистой любознательности. - Eh bien, - сдался Пуаро, - Было однажды. Давно, в Бельгии. Но не будем об этом говорить... Мистер Саттертуэйт, удовлетворив свое любопытство, не лишенное толики злорадного чувства, поспешил переменить тему. - Хорошо. Вы говорили, что когда распутаете это дело... - Его распутает сэр Чарлз. Это весьма существенно. Я буду лишь “пятая спица в колеснице”! - Пуаро воздел руки. - Отныне и пока мы не окончим дела, всегда и везде обязуюсь хранить молчание - разве что тончайший намек сорвется с моих уст, не более того. Мне не нужны ни признание, ни слава. Я их давно завоевал. Мистер Саттертуэйт разглядывал его с живейшим интересом, про себя потешаясь над наивным тщеславием маленького человечка. Однако он был далек от мысли считать мосье Пуаро пустым хвастунишкой. “Нам, англичанам, - думал он, - вообще свойственно чрезвычайно скромно оценивать свои успехи, зато порой мы бываем весьма довольны собою, даже если делаем что-то плохо, а эти иностранцы более трезво судят о своих возможностях. Если француз, например, талантлив, он не видит причины замалчивать этот факт”. - Признаться, меня очень интересует, - сказал мистер Саттертуэйт, - что вы надеетесь лично для себя извлечь из этого дела? Или это просто охотничий азарт? Пуаро помотал головой. - Нет-нет, отнюдь. Когда я, как chien de chasse <Охотничья собака (фр.)>, беру след, меня охватывает азарт, и я уже не могу отступить. Это все так. Но есть еще нечто, более сильное. Это - как бы сказать? - страстное желание добраться до истины. В целом мире нет ничего столь волнующего, столь захватывающего и столь прекрасного, как поиски истины. Оба немного помолчали. Потом Пуаро взял лист, на который мистер Саттертуэйт старательно переписал все семь имен, и прочитал их вслух: - Миссис Дейкерс, капитан Дейкерс, мисс Уиллс, мисс Сатклифф, леди Мэри Литтон Гор, мисс Литтон Гор, Оливер Мендерс. |
