– Оливия?

– Г‑грейс?

Я едва узнала голос Оливии. Она рыдала.

– Тише, Оливия... что случилось?

Вопрос был глупый. Я и так знала, что с ней случилось.

– П‑помнишь, я сказала тебе, что знаю про волков? – Она судорожно всхлипывала между словами. – Я тогда не рассказала тебе про больницу. Джек...

– Укусил тебя, – закончила я за нее.

– Да, – прорыдала Оливия. – Я думала, что ничего уже не случится, потому что время шло, а я чувствовала себя точно так же!

Я ощутила свинцовую тяжесть под ложечкой.

– Ты стала оборотнем?

– Я... я не могу... не могу...

Я закрыла глаза, представляя себе эту сцену. Ох.

– Ты сейчас где?

– Н‑на автобусной остановке. – Она шмыгнула носом. – Т‑тут холодно.

– Ох, Оливия. Приезжай ко мне. Поживешь пока у меня. Мы со всем разберемся. Я приехала бы за тобой сама, но я без машины.

Оливия снова зарыдала.

Я поднялась и закрыла дверь своей спальни. Впрочем, мама и так меня не услышала бы; она была у себя наверху.

– Оливия, все нормально. Я не собираюсь падать в обморок. Я видела, как Сэм превратился в волка, и ничего, выжила. Я представляю, как это происходит. Успокойся, ладно? Я не могу за тобой приехать. Я без машины. Придется тебе самой сюда приехать.

Я успокаивала ее еще несколько минут, потом сказала, что, когда она приедет, дверь будет открыта. Впервые за все время после аварии я чувствовала себя ожившей.

Когда она приехала, заплаканная и растрепанная, я отправила ее в душ и принесла ей чистую одежду. Пока она стояла под горячей водой, я сидела на крышке унитаза.

– Я расскажу тебе мою историю, если ты расскажешь мне свою, – пообещала я ей. – Я хочу знать, когда Джек тебя укусил.

– Я говорила тебе, что наткнулась на него, когда снимала волков, и стала его подкармливать. Дура я, что ничего тебе не рассказала... мне было так стыдно, что я с тобой поругалась, что я не пошла к тебе сразу же, а потом начала прогуливать уроки, чтобы ему помочь, а потом у меня появилось такое чувство, что если я тебе расскажу, то... Не знаю, чем я думала. Прости.

– Ладно, что сделано, то сделано, – сказала я. – Как он себя вел? Он заставлял тебя помогать ему?

– Нет, – ответила Оливия. – Наоборот, он был довольно мил, когда все шло, как он хотел. Он становился злым, когда превращался в волка, но на вид этот процесс довольно болезненный. И он все время спрашивал про волков, просил показать ему фотографии, и мы разговаривали, а когда он выяснил, что тебя тоже укусили...

– Выяснил? – переспросила я.

– Ну ладно, когда я ему сказала! Я же не знала, что он станет как помешанный! После этого он все время твердил о противоядии и пытался дознаться у меня, как можно ему помочь. А потом он... мм... он... – Она утерла глаза. – Он укусил меня.

– Погоди. Он укусил тебя, когда был человеком?

– Угу.

Меня передернуло.

– Господи, какой ужас. Вот скотина. Значит, ты с тех самых пор держала это все в себе?

– А кому я могла рассказать? – вздохнула Оливия. – Я думала, Сэм тоже из них, из‑за его глаз, – мне казалось, я узнала его на моих фотографиях, – но когда мы столкнулись у книжного магазина, он сказал, что носит контактные линзы. Ну и я поняла, что либо ошиблась, либо он все равно не собирается мне помогать.

– Надо было сказать мне. Я же говорила тебе про оборотней.

– Да знаю я. Мне было просто... стыдно. Я просто... – она закрыла воду, – сглупила.