– Смотровые в той стороне. Запри его пока в какой‑нибудь из них, сначала разберемся с Оливией и Джеком. Может быть, он превратится обратно в человека, если достаточно долго пробудет в тепле.

Изабел проявила невиданное милосердие; мы обе с ней прекрасно знали, что снова обратить его в человека способно разве что чудо. Самое большее, на что я могла надеяться, это что Сэм ошибался и противоядие не убьет его, несмотря на волчье обличье. Я двинулась за Изабел в небольшую кладовку, заваленную разнообразными вещами и пропахшую каким‑то медицинским резиновым запахом. Оливия и Джек уже ждали нас там, склонив друг к другу головы, как будто о чем‑то разговаривали. Меня это удивило. Когда мы вошли, Джек поднял голову.

– Я больше не могу выносить ожидание, – сказал он. – Можно наконец покончить с этим делом?

Я взглянула на лоток с дезинфицирующими салфетками.

– Я пока протру ему руку?

Изабел закатила глаза.

– Мы собираемся сознательно заразить его менингитом. По‑моему, глупо беспокоиться, как бы не занести грязь в место укола.

Но я все равно протерла ему руку, пока Изабел вытаскивала из холодильника наполненный кровью шприц.

– О боже, – прошептала Оливия, не сводя глаз со шприца.

Времени утешать ее у нас не было. Я взяла холодную руку Джека и развернула ее ладонью вверх. Так делала медсестра, перед тем как вколоть нам прививку от бешенства.

Изабел взглянула на Джека.

– Ты точно этого хочешь?

Он ощерился. От него исходил резкий запах страха.

– Давай уже, коли.

Изабел заколебалась; я не сразу сообразила, в чем дело.

– Дай я сделаю, – сказала я ей. – Мне он не повредит.

Изабел передала мне шприц и отошла в сторонку. Я заняла ее место.

– Смотри в другую сторону, – велела я Джеку.

Он отвернулся. Я воткнула иглу и шлепнула его по лицу свободной рукой, когда он дернулся обратно ко мне.

– Держи себя в руках! – рявкнула я. – Ты же не животное.

– Прости, – прошептал он.

Я опорожнила шприц, стараясь не думать о его кровавом содержимом, и выдернула иглу. На месте укола осталось красное пятнышко; я не знала, что это за кровь – Джека или зараженная кровь из шприца. Изабел продолжала стоять столбом, так что я обернулась, схватила лейкопластырь и наклеила его поверх пятна. Оливия негромко простонала.

– Спасибо, – сказал Джек и обхватил себя руками.

У Изабел стал такой вид, как будто ее вот‑вот стошнит.

– Давай сюда второй, – скомандовала я ей. Она протянула мне шприц, и мы обернулись к Оливии. Она была так бледна, что я видела, как на виске у нее бьется жилка. От страха у нее тряслись руки. На этот раз руку спиртом протерла Изабел, словно исполняя молчаливый уговор, по которому мы обе должны были чувствовать себя полезными, чтобы исполнить нашу тягостную задачу стало возможным.

– Я не хочу! – закричала Оливия. – Я передумала! Будь что будет!

Я взяла ее за руку.

– Оливия. Олив. Успокойся.

– Я не могу. – Взгляд Оливии был прикован к темно‑красной колбе шприца. – Я не могу сказать, что лучше умру, чем останусь такой.

Я не знала, что сказать. Я не хотела убеждать ее сделать то, что могло ее убить, но не хотела и чтобы она отказывалась от этого из страха.

– Но у тебя ведь вся жизнь... Оливия.

Оливия покачала головой.

– Нет. Нет, оно того не стоит. Пусть Джек попробует. А я посмотрю. Если у него получится, тогда я тоже рискну. А сейчас... я не могу.

– Ты же знаешь, что на носу ноябрь? – осведомилась Изабел. – На улице холодина! Скоро ты превратишься в волчицу на зиму, и следующего шанса раньше весны у нас не будет.