Я вцепилась в край больничной кровати, как будто кто‑то собирался меня выгнать и мне необходимо было продемонстрировать свою решимость остаться.
Санни сочувственно улыбнулась.
– Ему дали сильное снотворное, малышка. Он очнется не раньше утра.
– Значит, я останусь до утра, – улыбнулась я ей в ответ, и голос мой прозвучал твердо. Я уже просидела в больнице несколько часов, пока удаляли пулю и зашивали рану; сейчас, наверное, было уже глубоко за полночь. Я все ждала, когда меня начнет клонить в сон, но напряжение не отпускало. Каждый раз, взглядывая на него, я ощущала какой‑то толчок. В голову мне пришла запоздалая мысль, что родители не удосужились даже позвонить мне на мобильный, вернувшись с открытия маминой галереи. Они небось вообще не заметили ни окровавленного полотенца, которым я наспех затерла лужу на полу, ни того, что папиной машины нет перед домом. Хотя, возможно, они еще не вернулись. Для них полночь детское время. Санни и бровью не повела.
– Ну ладно, – сказала она. – Знаешь, он просто в рубашке родился. Пуля только слегка его задела. Ты не в курсе, зачем он это сделал?
Я нахмурилась, под ложечкой у меня засосало.
– Что «это»? Пошел в лес?
– Детка, мы с тобой обе прекрасно понимаем, что ни в каком лесу он не был.
Я вскинула бровь, дожидаясь продолжения, но его не последовало.
– Э‑э... нет. Он там был. Его случайно подстрелил кто‑то из охотников.
Это была чистая правда. Ну, за исключением слова «случайно». Я была совершенно уверена, что это не случайность.
Санни залилась квохчущим смехом.
– Послушай... Грейс. Ты его девушка?
Я неопределенно хмыкнула, что можно было истолковать как положительный или как отрицательный ответ – в зависимости от желания моей собеседницы.
Санни истолковала его положительно.
– Я понимаю, ты тоже замешана в эту историю, но ему действительно нужна помощь.
И тут до меня начало доходить. Я с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться.
– Вы решили, что он пытался застрелиться? Послушайте... Санни. Вы ошибаетесь.
Сестра сощурилась.
– Ты нас тут за дураков держишь? Думала, мы этого не заметим? – Она взяла безвольные руки Сэма и развернула их ладонями вверх, точно в безмолвной мольбе. Оба его запястья пересекали шрамы, следы глубоких ран, которые должны были быть смертельными.
Я смотрела на них, но они, точно слова чужого языка, ни о чем мне не говорили.
– Это случилось еще до меня, – пожала я плечами. – Говорю вам, сегодня он вовсе не пытался застрелиться. Это какой‑то придурочный охотник.
– Конечно‑конечно. Как скажешь. Если что‑нибудь понадобится, позови.
Санни одарила меня пристальным взглядом, прежде чем уйти и оставить наедине с Сэмом.
Щеки у меня пылали, я тряхнула головой и уставилась на побелевшие от напряжения костяшки пальцев, сжимавших край кровати. Терпеть не могу этот снисходительный тон у взрослых.
Ровно через секунду после того, как Санни ушла, веки Сэма дрогнули и поднялись. Я подскочила от неожиданности, сердце у меня грохотало где‑то в ушах. Я очень долго не сводила с него взгляда, прежде чем пульс у меня начал немного успокаиваться. Разум подсказывал мне, что глаза у него орехового цвета, светло‑карие, но честное слово, они по‑прежнему были желтые, и взгляд их определенно был устремлен на меня.
Мой голос прозвучал куда тише, чем я ожидала.
– Ты должен спать.
– Кто ты такая? – произнес он, и я уловила те самые сложные, трагические нотки, которые врезались мне в память с того раза, когда я слышала его вой. Он сощурился. – У тебя знакомый голос.
У меня защемило сердце. Мне и в голову не приходило, что он может не помнить своего существования в теле волка. Я не знала, как должно быть. Сэм протянул ко мне руку, и я машинально положила его ладонь на свою. |