Долго‑долго было слышно лишь шуршание шин по асфальту, потом Сэм тихо произнес:

– Спасибо тебе.

Мы ввалились в дом и до вечера проспали на моей постели, сплетясь клубком; моя голова лежала на его плече, на заднем плане бубнило радио. Когда настало время ужина, мы выбрались в кухню чего‑нибудь поесть. Пока Сэм заботливо сооружал сэндвичи, я попыталась набрать номер Оливии.

Трубку взял Джон.

– Прости, Грейс. Ее нет дома. Что‑нибудь передать? Или просто сказать, чтобы перезвонила тебе?

– Пусть перезвонит, – сказала я с неприятным ощущением, что каким‑то образом подвела Оливию.

Я повесила трубку и рассеянно провела пальцем по столу. Из головы у меня не выходили ее слова: «Глупо было ссориться из‑за такой ерунды».

– Ты заметил, чем пахло, – спросила я Сэма, – когда мы подходили к дому? На крыльце?

Сэм вручил мне сэндвич.

– Угу.

– Мочой, – уточнила я. – Волчьей мочой.

Голос у Сэма был расстроенный.

– Угу.

– Кто это был, как ты думаешь?

– Я не думаю, – ответил Сэм. – Я знаю. Это Шелби. Я ее чую. Она и террасу пометила тоже. Я почувствовал, когда выходил вчера на улицу.

Я вспомнила, как она смотрела мне в глаза через окно моей комнаты, и поморщилась.

– Зачем она это делает?

Сэм покачал головой и без особой уверенности произнес:

– Надеюсь, это все из‑за меня, а не из‑за тебя. Надеюсь, она просто преследует меня. – Он взглянул на входную дверь; вдалеке послышался шум приближающейся машины. – По‑моему, это твоя мама. Мне лучше исчезнуть.

Я хмуро проводила его взглядом; с сэндвичем в руке он скрылся в моей комнате и бесшумно закрыл за собой дверь, а я осталась один на один со всеми вопросами и сомнениями относительно Шелби.

Шум шин стал громче; машина свернула на подъездную дорожку. Я схватила рюкзак и плюхнулась за кухонный стол, делая вид, что с головой погружена в конспекты.

В кухню, точно ураган, ворвалась мама, по пути смахнув со стола кипу бумаг и принеся с собой поток холодного воздуха. Я поморщилась, надеясь, что Сэму за дверями моей комнаты ничего не угрожает. Ее ключи со звоном полетели на пол, она подняла их, негромко выругавшись, и бросила обратно на кучу бумаг.

– Ты уже поела? Я бы не прочь чего‑нибудь пожевать. Мы ездили играть в пейнтбол! От папиной работы.

Я нахмурилась. Большая часть моих мыслей до сих пор была занята Шелби, которая рыскала вокруг нашего дома, шпионя за Сэмом. Или за мной? А может, за нами обоими?

– Это для сплочения коллектива?

Мама ничего не ответила. Она заглянула в холодильник и спросила:

– У нас есть что‑нибудь, что можно было бы погрызть перед телевизором? Фу! А это что такое?

– Свиная вырезка. Я завтра ее потушу.

Она передернулась и захлопнула холодильник.

– Похоже на гигантского замороженного слизняка. Хочешь, посмотрим вместе какое‑нибудь кино?

Я бросила взгляд в прихожую, надеясь увидеть папу, но там никого не было.

– А где папа?

– Пошел поесть куриных крылышек с новыми коллегами по работе. Ты так себя ведешь, как будто я предложила тебе посмотреть кино только потому, что его нет дома. – Мама принялась хлопать дверцами шкафчиков, потом насыпала себе мюсли и, бросив открытую пачку на столе, плюхнулась на диван.

Когда‑то я прыгала бы от радости, выпади мне редкая возможность провести вечер на диване вместе с мамой. Теперь же этого было слишком мало. И слишком поздно. Меня ждал кое‑кто другой.

– Мне что‑то нездоровится, – сказала я. – Пожалуй, пойду лягу спать.

Я не отдавала себе отчета в том, что жду от нее разочарованной реакции, пока не поняла, что не дождусь никакой реакции вообще.