Вспоминаю своего психотерапевта. Я ее не слишком жаловала. Мне не нравилось, что она заставляла меня чувствовать себя маленькой и глупой; что унижала меня, когда я делилась своими переживаниями. Вдобавок она путала меня с другими пациентами.

Как-то раз я опустилась в кожаное вращающееся кресло, скрестила ноги и отпила из стакана, который всегда стоял на столе. Психотерапевт, как обычно, спросила, что происходило в последнее время. «Расскажите мне, что у вас происходит». И не успела я ответить, как она начала советовать способы разорвать отношения с женатым мужчиной, с которым я якобы встречалась. Хотя я уже была замужем за Уиллом.

Я побледнела от стыда за другую клиентку, чей секрет она только что разболтала.

— У меня нет никаких отношений с женатым мужчиной, — объяснила я.

— А значит, вы уже расстались?

— Их никогда и не было.

Вскоре после этого я перестала к ней ходить.

Отто тоже посещал психотерапевта. Мы собирались продолжить терапию после переезда в Мэн, да так и не собрались. Думаю, пора ее возобновить.

Прохожу мимо куклы и спускаюсь вниз, прихватив рисунок.

На кухонном столе — тарелка с французскими тостами, на плите — кофейник с горячим кофе. Наливаю кофе, но не могу заставить себя ничего съесть. Когда подношу чашку к губам, мои руки дрожат, и кофе в чашке тоже дрожит.

Рядом с тарелкой — записка «Поправляйся» с уилловской фирменной подписью «Целую». Муж уже достал мои таблетки. Пока не трогаю их — лучше сначала перекушу.

Вижу из кухонного окна собак. Видимо, Уилл выпустил их перед уходом. Ничего страшного: хаски привычны к снегу, и такая погода им по душе. Теперь заманить их в дом почти невозможно — только ждать, пока захотят вернуться сами.

На заднем дворе ветер колышет голые деревья, нагибая ветки. Разразился сильный снегопад. Не ожидала так много снега. Странно, что занятия сегодня не отменили. Впрочем, я только рада: мне нужно побыть одной. Из-за ветра снег летит не вертикально, а по косой, наметая сугробы. Кухонный подоконник тоже начинает заметать. Ощущение, что меня погребают заживо. Снег как будто давит на грудь, становится трудно дышать.

Осторожно прихлебываю кофе и замечаю, что кулон, оставленный на столе утром, пропал. Ищу на полу, за канистрами, в ящике, где хранятся разные мелочи. Кулона нигде нет. Кто-то забрал его. Вспоминаю, как он выглядел: изящное украшение на свернувшейся холмиком цепочке с буквой «М».

Факт пропажи только усиливает мои подозрения. Утром, пока я лежала в постели, остальные четверо обитателей дома — Уилл, Отто, Тейт и Имоджен — завтракали вместе. Имоджен легко могла стянуть кулон, пока никто не заметил. Вспоминаю угрожающие записки в адрес Морган. Могла ли их отправить Имоджен? Сначала спрашиваю себя «зачем?», но потом приходит мысль «а почему бы и нет?». Вспоминаю, как Имоджен ведет себя со мной. Как вселяет в меня страх. Раз у нее получается запугать меня, она могла запросто проделать то же самое с Морган.

Оставляю рисунок на столе и иду в прачечную, взяв с собой кофе. Вижу, что после моего возвращения в кровать Уилл закончил стирку. Оставленные мной бельевые кучи исчезли. Вместо них — пустая корзина для белья и чистый кафельный пол.

Опускаюсь на четвереньки рядом со стиральной машиной и заглядываю под нее. Испытываю облегчение, что окровавленное полотенце на месте, но одновременно и ужас — как будто вижу его впервые. Меня снова захлестывают эмоции. Понимаю: надо обязательно рассказать об этом Уиллу.

Оставляю полотенце на месте, возвращаюсь на кухню, сажусь за стол и жду. Рисунок Отто лежит в шести футах, отрезанная голова пялится на меня.