Уилл отвечает. Он на пароме — едет в кампус. Спрашивает, как я себя чувствую.

— Не очень.

Слышу, как вокруг него завывает ветер, врываясь в телефонную трубку. Он снаружи, на засыпанной снегом верхней палубе. Уилл мог бы находиться внутри, в отапливаемом помещении, но вместо этого уступил кому-то свое место. Он всегда такой: думает о других.

— Надо поговорить.

Уилл отвечает, что на пароме шумно и сейчас не лучшее время для разговора.

— Нет, надо поговорить, — настаиваю я.

— Может, я перезвоню, когда приеду в кампус? — громко спрашивает он, стараясь перекричать ветер.

Отвечаю, что это слишком важно и не может ждать.

— В чем дело?

Я прямо говорю, что Имоджен, скорее всего, замешана в убийстве Морган. Уилл издает долгий раздраженный вздох, но все-таки спрашивает, почему я так считаю.

— Уилл, я нашла испачканное полотенце в прачечной. Оно насквозь в крови.

В трубке повисает оглушительная тишина. Муж молчит, и я продолжаю, чувствуя, как слова застревают в горле. Холод пробирает до костей, я вся дрожу, но ладони вспотели. Рассказываю, как нашла полотенце во время стирки. Как спрятала его под стиральной машиной, не зная, что с ним делать.

— Где оно сейчас? — с беспокойством спрашивает Уилл.

— Там же, под стиралкой. Знаешь, Уилл, я думаю передать его офицеру Бергу.

— Эй-эй… Перестань, Сэйди. Это какая-то бессмыслица. Ты уверена, что на нем именно кровь?

— Абсолютно.

Уилл пытается придумать оправдания. Может, кто-то что-то пролил и вытер им. Краску, грязь, собачьи отходы…

— Может, это было собачье дерьмо, — предполагает он. Грубые слова — это так на него непохоже. Хотя, наверное, он напуган, как и я. — Или кто-то из мальчишек порезался, — выдвигает муж новую версию и вспоминает, как маленький Отто однажды провел подушечкой большого пальца по острому лезвию бритвы — просто посмотреть, что из этого выйдет, хотя ему не раз запрещали прикасаться к папиной бритве. Лезвие рассекло кожу, хлынула кровь. Отто пытался все скрыть, боясь наказания. Мы нашли окровавленные лоскутки в мусорном ведре. А через несколько дней большой палец загноился.

— Это не игра с бритвой, — возражаю я ему. — Тут совсем другое. Уилл, полотенце все в крови! Там не несколько капелек. Имоджен убила ее, — уверенно заканчиваю я. — Убила и вытерла следы полотенцем.

— Сэйди, ты несправедлива к ней! — громко отвечает Уилл, то ли перекрикивая ветер, то ли повышая на меня голос. — Это охота на ведьм.

— Кулон Морган тоже оказался у нас в доме, — продолжаю я. — Я наступила на него на лестнице. Положила на кухонный стол, а теперь он исчез. Это Имоджен забрала его — спрятала вещественное доказательство.

— Сэйди, я знаю, ты ее не жалуешь. Да, она не слишком с тобой приветлива. Но нельзя обвинять ее в каждой мелкой неприятности.

«Мелкой неприятности»? Странный выбор слов. Убийство — это не мелочь.

— Если убийца не Имоджен, то кто-то другой из нашего дома. Это точно. Иначе как объяснить кулон Морган на полу и окровавленное полотенце в прачечной? Если не Имоджен, то кто?

Сначала вопрос кажется мне риторическим. Я задаю его только для того, чтобы Уилл наконец понял: преступница — Имоджен, потому что больше никто в доме не способен на убийство. Раз она убила однажды, выдернув табурет из-под ног матери, то могла и повторить…

Но когда повисает тишина, мой взгляд задерживается на полном злобы рисунке Отто — отрезанная голова, кровавые пятна… Вспоминаю, что сын начал играть в куклы.