– И удержится, если мы не придумаем ничего лучшего.

Этим же вечером и у Ларса Мартина Юханссона был случай понаблюдать за «объектом» – госсекретарем, заместителем министра обороны Хеленой Штейн. Побеседовать с ней, разумеется, ему не удалось, они даже не обменялись ни единым взглядом, но зато у него была прекрасная возможность изучить ее на расстоянии, и этого оказалось достаточно. Хелена Штейн стояла в центре зала под хрустальной люстрой, окруженная мужчинами в его возрасте или постарше. Прекрасно одетые, добившиеся успеха люди… Многие были похожи на фазанов в своих сшитых по фигуре мундирах. В отличие от него им не надо было тянуть вниз манжеты сорочки или оставлять верхнюю пуговицу пиджака незастегнутой в силу физической невозможности ее застегнуть.

Хелена Штейн… В черном платье и черном пиджаке с бархатными лацканами, жемчужное ожерелье в несколько ниток, улыбающаяся и внимательно слушающая, веселая и серьезная – все время начеку. Все время в обществе мужчин, они подходят и уходят, сменяют друг друга – ни малейшего следа жестокой идеологической борьбы, о которой рассказал ему генеральный.

Noblesse oblige, подумал он, положение обязывает.

Эту фразу он вычитал сравнительно недавно, много лет спустя после того, как он изо дня в день протирал засаленное сиденье патрульной машины вместе со своим лучшим другом Бу Ярнебрингом. У него появилось странное ощущение: вот стоит он, прошедший длинный и успешный жизненный путь, и в то же время словно бы смотрит на себя глазами того, молодого Ларса Мартина Юханссона. Noblesse oblige…

В этот вечер он выбрал место у двери в комнату, где помещалась обслуга, и, собственно говоря, только официанты к нему и обращались – с привычными извинениями, хотя извиняться должен был он, потому что мешал им делать свое дело. Кроме них разве что телохранитель посла незаметно кивнул ему из профессиональной солидарности и слегка улыбнулся, давая понять, что он прекрасно знает, кто такой Юханссон. Да и трудно было ошибиться, глядя на его массивную фигуру в черном костюме, «ракушку» в ухе и сложенные на детородном органе массивные руки.

А еще он обменялся парой слов с генеральным директором СЭПО – тот подошел к нему и спросил, нравится ли ему прием. Сам генеральный был очень доволен и выразил сожаление, что упустил из виду заказать для Юханссона официальное приглашение, но раз уж он все равно здесь, то это неважно…

– Здесь сегодня в основном только мы, шведы… Прием задуман как мера по укреплению и развитию контактов между ними и нами. И то, что мы дома у посла, – это тоже жест с их стороны, маленький позитивный нюанс, – объяснил генеральный.

Еще бы! – подумал Юханссон. Сам бы он никогда не впустил подобный сброд к себе в квартиру на Волльмар‑Укскулльсгатан и, если б посол США разделял его точку зрения, отнесся бы к этому с полным пониманием.

– Еще бы, – произнес он вслух.

Что еще можно сказать? – подумал он. Полный зал стариков, военных, директоров и дипломатов – воистину сброд, однако как раз этого‑то говорить и не следует. Все это очень похоже на репортаж Си‑эн‑эн с какой‑нибудь важной политической встречи в арабском мире – за исключением одежды, разумеется, но это скорее вопрос климатических различий, что совершенно очевидно для такого старого сыщика, как я.

– Хочешь поговорить с ней? – спросил генеральный, незаметно кивнув в сторону Хелены Штейн.

– Нет, – улыбнулся Юханссон. – Я пришел на нее посмотреть – посмотрел. Если будешь говорить с послом, передай ему мою благодарность за возможность поприсутствовать. Надеюсь, я не причинил ему и его супруге никаких затруднений.

– Ровным счетом никаких, – уверил его генеральный директор.