Пэны были рядом, и каждый знал, что ему предстоит делать.

По мере того как приближалось время действовать – действовать первыми, – сердце Мэтта билось все быстрее. Назад пути нет.

Продолжая наблюдать за лысым, покрытым татуировками циником, Мэтт думал, что тот тоже нервничает; хотя глаза великана настолько впали, что казались почти черными и издалека было непонятно, волнуется он или нет.

Неожиданно командир циников остановился и поднял руку. Он что-то негромко произнес – что именно, Мэтт не смог расслышать, но все циники одновременно вытащили мечи и топоры.

У Мэтта перехватило дыхание. Он едва удержался от желания вскочить – больше ждать было невозможно, пусть даже еще не все солдаты зашли на мост: циники что-то подозревали, значит рисковать нельзя.

Мальчик глубоко вздохнул, на секунду закрыл глаза, стараясь сосредоточиться, обхватил ладонями рукоять меча, лежавшего перед ним на земле, и одним прыжком выскочил из укрытия на вершину небольшой скалы. Стоя там, он оказался над мостом, прямо напротив вражеской армии.

Лысый великан заметил его и, словно рассматривающий добычу из норы хищник, наклонил голову.

– Мы вас сюда не звали! – крикнул Мэтт. – Уходите, пока можете, и мы вас пощадим!

Услышав эти слова, почти все циники засмеялись. Некоторые, кровожадно улыбаясь, вновь подняли мечи и топоры. Предупреждение оказалось напрасным. Бой становился неизбежным. Должна была пролиться кровь. Мэтт вновь пережил боль, испытанную в тот момент, когда он проткнул своим мечом жруна. Любая жестокость бесполезна. Циники провоцируют их, и это они ответственны за то, что сейчас произойдет. Его злило, что они были такими упрямыми. Ему снова придется драться, и от этой мысли ему стало грустно. «Не раскисай! – приказал он себе, разглядывая воинственно настроенных противников. – Это они пришли сюда, чтобы напасть на нас, и на них лежит ответственность за жестокость, они хотят драться, а ты должен защищаться, чтобы тебя не убили. За свои поступки отвечают только они сами». Мэтт подумал про Землю, про загрязнения, про лежащую на людях вину в этом: они знали, что отравляют воздух, воду, почву. Иногда взрослые ведут себя как глупцы. У них было время исправить ошибки, доказать, что новые поколения людей имеют право рождаться. И если теперь должна пролиться кровь – виноваты в этом только циники. Ни Мэтт и ни один пэн острова не хотели, чтобы все так получилось.

Смех солдат придал Мэтту сил, и его страх быстро перерос в гнев. С каждым следующим взрывом непристойного хохота он чувствовал, как внутри закипает ярость, каждая насмешка вытесняла из его груди жалость и сострадание. Скоро в его сердце осталось только презрение к этим кровожадным кретинам, желавшим воевать. Он помрачнел. Раз циники понимают только язык оружия, придется им ответить на этом же языке. Зрачки Мэтта блестели; он коротко и холодно засмеялся, и ближайшие к нему циники вдруг прекратили ржать. Мэтт ощутил себя сильным. Он посмотрел на них с решимостью воина, знающего: бой неизбежен и любое сомнение неуместно.

Циники затихли: вид подростка со взглядом убийцы, исполосованного ранами, что остались после встречи с летучими мышами, больше не вызывал у них смеха. Мэтт прокричал снова, твердо и уверенно, решив испробовать все средства до конца:

– Мы обладаем силой, какой вы себе даже не представляете. Еще шаг, и вы все погибнете!

Услышав это, из-за деревьев выступили шестьдесят пэнов, растянувшись в полумраке цепью вдоль реки. У них в руках тоже были мечи, топоры, самодельные деревянные луки – все, что удалось собрать на острове; некоторые подростки облачились в доспехи.

Лысого великана эта демонстрация силы никак не испугала, он лишь крепче сжал челюсти и взмахнул обоюдоострыми секирами, которые держал в каждой руке. Он выбрал Мэтта и сделал шаг в его сторону, явно бросая парню вызов.