Мэтт внимательно оглядел горизонт к югу от острова. Отсюда его кроваво-красный оттенок не был заметен.
– Хочешь, я позову Эмбер? Я знаю, вдвоем вы… В общем, тебе надо с ней поговорить, рассказать ей…
– Нет, – оборвал его Мэтт. – Мне надо подумать. Я хочу побыть один.
Вечером, чтобы еще раз обсудить ситуацию, в зале был созван совет. Даг пояснил, что не будет председательствовать: он все еще не пришел в себя и лишь кивнул Мэтту и предложил ему стать председателем собрания – в знак того, что тот совершил для жителей острова.
– Я хочу, чтобы он сделал это сегодня вместе со мной, – произнес Даг, – это будет справедливо, да и проницательность Мэтта…
Сидевший в самой глубине зала Мэтт поднялся и вышел вперед.
– Спасибо, Даг, но я не буду – я ухожу с острова.
Все возмущенно зашумели. Мэтт подождал, пока голоса не стихли, и продолжил:
– Вот что сегодня нашли в одной из повозок у циников.
Он показал всем бумагу, на которой было изображено его лицо. Пэны снова зашумели, теперь уже удивленно.
– В этот раз они приходили сюда не за мной, но вернутся снова, если я останусь.
– Куда ты пойдешь? – спросил Реджи. – Тебя могут схватить всюду, в любом пэновском поселке, где ты остановишься!
– Именно поэтому я и не пойду в любой другой поселок. Я иду на юг или, если быть более точным, на юго-восток.
Шум перерос в крики. Призывая всех замолчать, Мэтт поднял руку:
– Я не хочу жить в страхе и ожидании дня, когда меня схватят и отведут к Королеве. Я хочу опередить их.
– Думаешь, ты доберешься до нее первым? – спросил юный Пако.
– Я пока не знаю, но я должен пойти туда. По крайней мере, попасть на территории, занятые циниками, чтобы понять, чего они хотят от нас, от меня.
Тобиас встал и подошел к другу.
– Ты никуда не пойдешь без меня! – воскликнул он.
– Вы сошли с ума, парни! – возмутился Митч. – Снаружи очень опасно, вы ни за что не доберетесь до юга!
Мэтт резко оборвал разговоры:
– Я принял решение, и никто не сможет меня разубедить.
Он спустился с возвышения и заметил растерянный взгляд Эмбер. Мгновение он надеялся, что она переживает из-за его решения, хотя знал, что на самом деле просто злится, что он не сказал ей об этом раньше, чем остальным. Даже не посоветовался.
Мэтт решил, что тянуть время бесполезно, и назначил свой уход на следующее утро; весь вечер накануне он складывал в рюкзаки продукты. Тащить их предстояло Плюм. Было ясно, что собака его не оставит.
Потом он попытался отговорить Тобиаса идти вместе с ним; в ответ Тобиас спросил:
– Кто я?
– В смысле?
– Ну кто я для тебя?
– Друг.
– Точно. Поэтому не проси меня остаться и забыть об этом. Я пойду с тобой – мы друзья. Настоящие. И уже давно.
Слезы навернулись Мэтту на глаза.
Прежде чем заснуть, он спустился в подвал и, очистив лезвие меча от засохшей крови, наточил оружие. И снова заплакал.
Когда солнце поднялось над островом, Мэтт вышел из Кракена и положил на спину Плюм рюкзаки. Думая, что весь остров еще спит, почувствовал в сердце боль. Он никогда больше их не увидит. На нем была та же одежда, что и в день, когда он попал сюда: кроссовки, джинсы, свитер и черное пальто, на спине висел меч. Отросшие волосы развевались на ветру, словно подбадривая его.
Мэтт закрыл дверь, и они с Тобиасом направились к мосту.
Друзья уже почти добрались до него, когда один за другим на тропинке появились все пэны и каждый беззвучно поднял вверх руку. |