– Очень хорошо, Гросси. Синьорина… синьоры… Сюда, пожалуйста, – засуетился Верона, широким, эмоциональным жестом указывая в сторону дверей.

Элен взяла его за руку и восхищенно сказала:

– Как у тебя здорово получается!

– Что получается, маленькая синьорина? – с улыбкой осведомился польщенный майор.

Они вышли из комнаты досмотра и пошли по коридору.

– Ты руками размахиваешь, прямо как огородное пугало, – доверительно поведала девочка, исподтишка наблюдая, как сползает и осыпается довольная ухмылка с вытягивающейся физиономии его превосходительства.

– Землетрясение – большая редкость в наших краях, – заметил Верона, обращаясь к Хорстену в отчаянной попытке сохранить лицо.

– Должно быть, мы угодили прямо в эпицентр, – кивнул ученый. – Я вижу, что остальная часть здания практически не затронута.

– В любом случае вам ничто не угрожало, синьор. Эта постройка отличается исключительной прочностью. Сомневаюсь, что разрушить ее под силу даже очень мощному землетрясению.

– Уж мне‑то об этом можно было не говорить, – пробормотал сквозь зубы Дорн Хорстен.

– Прошу прощения?

– Да‑да, очень прочная конструкция, – согласился доктор.

Снаружи их ожидал роскошный лимузин на воздушной подушке.

– Усаживайтесь, прошу вас, – гостеприимно распахнул дверцы Верона. – Не торопитесь, места всем хватит.

Перед тем как нырнуть на переднее сиденье рядом с водителем, Джерри на секунду задержался.

– Послушайте, а вы точно не из турбюро… – начал он.

Майор заметно побледнел, но тут Зорро дернул Родса за рукав.

– Майор Верона – важный правительственный чиновник, Джерри. Он прибыл сюда, чтобы встретить доктора Хорстена. А мы с тобой вообще ни при чем.

Скажи спасибо, что хоть до гостиницы подвезут за компанию.

– Да? – удивился Родс – Потрясающе! Знала бы об этом моя матушка! Странно, что старушка не уведомила о моем приезде кого‑нибудь из местных отделений МКП, ВТА или, скажем, ДРР. Она везде состоит в совете директоров, и я, признаться, ожидал скучнейшей церемонии с оркестром и речами по бумажке.

– Я слышал, разумеется, о Межпланетной конфедерации профсоюзов и Всемирной туристической ассоциации, – заметил Дорн Хорстен, – но аббревиатура ДРР мне незнакома.

– Дочери русской революции, – объяснил Джерри. – Одна из моих прапрапрабабушек была родом из Ленинграда. Исключительно консервативная организация. Сборище старых клуш, обожающих размахивать красными флагами и выкрикивать всякие дурацкие лозунги.

– Революция? – насторожился Верона. – Должен предупредить вас, синьор, что на Фьоренце косо смотрят на употребление этого термина.

Хорстен поспешил на выручку:

– Если память мне не изменяет, майор, наш юный друг имел в виду революцию, случившуюся много веков назад. Между прочим, у меня имеется на этот счет любопытная теория. Чем длиннее временной период, отделяющий от тех или иных революционных событий, тем благосклоннее к ним отношение последующих поколений. Приведу пример. Когда Луций Брут и Луций Коллатин свергли власть Тарквиниев, оба они выступали на стороне фанатичной черни. Но минули века, и их имена – имена основателей республики – вновь обрели почет и уважение. А позднейшие правители Рима, вплоть до первых цезарей, почитали за счастье, если могли проследить свою родословную до первых консулов, отразивших Тарквиния Гордого и нанятых им этрусков.

Был в истории и такой период, когда лояльные подданные Британской короны на Североамериканском континенте бежали в Канаду или возвращались в Англию, спасаясь от ярости толп мятежников, разогретых до белого каления ораторами типа Сэма Адамса и Томаса Пейна и возглавляемых авантюристами вроде Джорджа Вашингтона.