—  Не  в  настроении,  чтобы  кто-то  читал  мои  эмоции?  —  Лия  запрыгнула  на

кухонный  стол  и  свесила  ноги.  Её  глаза  сверкали,  пока  между  ними  происходил  немой

разговор.

Ещё несколько секунд Майкл удерживал её взгляд.

— Именно.

— Я думала, ты принципиально против того, чтобы кто-то давал Слоан кофеин, —

стреляя глазами в Майкла, произнесла я.

— Я против, — ответил он. — Чаще всего. Но знаешь, как поётся в той песне: «это

моя трехдневная вечеринка, и я буду давать моей Слоан столько кофеина, сколько захочу».

— Твоя вечеринка, — повторила я. — В смысле, твой День Рождения?

Майкл одарил меня своим самым строгим взглядом.

— Через два дня я, Майкл Александер Томас Таунсенд, стану на год старше, на год

мудрее и уж точно достаточно взрослым, чтобы присматривать за Слоан с горелкой. Что

плохого в том, чтобы начать праздновать чуть раньше?

Я слышала то, чего Майкл не говорил вслух.

— Тебе исполнится восемнадцать.

Я знала, что это будет для него значить — свободу.  От твоей семьи. От мужчины,

 который превратил тебя в человека со способностью заметить даже намёк на злость за

 улыбкой.

Словно по сигналу, зазвонил телефон Майкла. Я не умела читать его эмоции также

хорошо, как он — мои, но инстинкты подсказывали мне, что отец Майкла был не из  тех,

кто  устроится  поудобнее  и  будет  наблюдать  за  тем,  как  истекают  последние  дни  его

контроля.

Ты не станешь отвечать, — подумала я, всё ещё фокусируюсь на Майкле. — Он не

может  заставить  тебя  поднять  трубку  —  а  через  два  дня  он  больше  никогда  не  сможет

заставить тебя что-либо сделать.

— Не дай Бог мне быть ответственной, — Лия соскользнула со стола и пересекла

комнату,  останавливаясь  нос-к-носу  с  Майклом.  —  Но,  возможно,  Слоан  не  стоит

поджигать вещи.

 —  Я  должна,  —  яро  возразила  Слоан.  —  День  Рождения  Майкла  —  тридцать

первого марта. До него остается два дня, а через два дня после него…

— Второе апреля, — закончила за неё я. 4/2

На меня нахлынули мысли обо всём, что сказал Дэниел Рэддинг — о Владыках, о

моей матери, а следом за ними — десять недель тупиков. Каждые три года девять жертв

умирали  в  дни,  определенные  последовательностью  Фибоначчи.  Таким  был  почерк

Владык. С последней даты Фиббоначи — двадцать первого марта — прошло чуть больше

недели.

Следующим было второе апреля.

—  Мы  знаем  схему,  —  упорно  продолжила  Слоан.  —  Она  начнётся  в  этом

календарном  году.  И  новопосвященный  адепт  сожжет  девятерых  людей  живьем.  Я

прочитала о расследованиях поджогов всё, что мне удалось найти, но…

Слоан опустила взгляд на горелку и сжала её крепче.

— Этого недостаточно.

В  Вегасе  Н.О.,  навевший  нас  на  эту  группировку,  убил  брата  Слоан.  Сейчас  она

была не просто ранима — её сердце обливалось кровью.