Изменить размер шрифта - +
 – Я чувствую свое родство с этой рабыней, Гароной. Мы никогда не встречали таких, как она; должно быть, она в наших местах чужая. Я тоже жила одна среди чужаков.

Она подняла руку, останавливая их возражения.

– Ты скажешь мне, что это не одно и то же. Меня никогда не принуждали ходить на цепи, никогда не владели мною: я всегда оставалась одной из Северных Волков. Это правда, в этом отличие. Но я знаю, что это такое – быть не такой, как все. У Гароны есть характер. Ум. И мужество, – ведь она сказала мне на языке дренеев, что ее хозяин злой и опасный. Гул’дан подчинил себе Гарону. Я чувствую, что он подчинит себе всех нас.

Дуротан по очереди посмотрел на лица своих советников: матери, похудевшее и напряженное; Оргрима, озабоченное и открытое; Дрек’Тара, незрячие глаза которого смотрели на нечто такое, чего не мог видеть Дуротан; и, наконец, жены.

«Он подчинит себе всех нас».

– Ни одно живое существо, которое умеет думать, умеет чувствовать, умеет понимать, что происходит с ним и вокруг него, не должно становиться рабом. Мы видим, как Гул’дан обращается с Гароной. Я думаю, ты права, жена. И я обещаю вам всем: Северных Волков никогда никто не подчинит себе. Наши Духи, а также Духи стихий, отвергают этого зеленого орка и его обещания.

Но, даже произнося эти слова и потом, лежа в объятиях своей жены, Дуротан думал о том, правильным ли было его решение.

 

– Что случилось?

Орки переглянулись.

– Ничего… пока, – ответил Нокрар. Дуротан вгляделся в их лица. Выражение на них было решительным, но каким-то уклончивым. Никто, кроме Нокрара, не хотел встречаться с вопросительным взглядом вождя.

Усталость окутала Дуротана, подобно плащу.

– Если ничего не случилось, – сказал он, – то мы и наши волки нуждаемся в еде, воде и отдыхе. – Он хотел проехать мимо них, но Нокрар встал на пути Острозуба. Это был смелый шаг – но рискованный.

– Мы все нуждаемся в этих вещах, вождь, – сказал Нокрар. – И… некоторые из нас считают, что мы знаем, как их получить.

Дуротан был полумертвым от усталости. То, что они не нашли и не привезли никакой добычи, – даже нескольких птиц, чтобы бросить их в горшок со старым червивым зерном, – усиливало его гнев. Ему следовало спешиться и пригласить Нокрара пройти с ним, чтобы выслушать его наедине, но Дуротан подозревал, что знает, что того беспокоит.

– Если Духи призвали тебя к ним на службу, Нокрар, или у тебя появился новый способ находить дичь или другую еду, то ты знаешь все те обычаи, что и я. Тем, кто провел последние шесть дней в поисках мяса, чтобы вас накормить, следует позволить отдохнуть, а Острозуб очень нетерпелив.

– Мы хотим присоединиться к Орде.

Значит, началось. Дуротан ожидал этого, но не так скоро. До этого момента никто в многолюдном лагере, кроме группы Нокрара, не обращал особого внимания на вернувшийся отряд охотников, но вождь видел, как несколько голов повернулось к ним при слове «Орда».

– Я понимаю, что ты хочешь быть хорошим мужем и отцом, – сказал он, стараясь говорить как можно более благожелательным тоном. – Я знаю, что ты боишься за семью. Я сам жду малыша вместе с моей женой. В каком-то смысле члены клана тоже мои дети, и я также забочусь обо всех вас. Ты знаешь, что я готов выслушать все разумные предложения. Приходи ко мне сегодня позднее, когда я буду не таким уставшим, и мы поговорим.

Нокрар переступил с ноги на ногу. Дуротан также знал, что его семья была близка с семьей Грукага. Нокрар тяжело пережил смерть Пурзула и Марги, и молодой вождь подозревал, что он до сих пор до конца не пришел в себя.

«А кто-нибудь из нас пришел в себя до конца после того, что мы пережили? – подумал он.

Быстрый переход