Теперь его странные зеленые глаза от раздражения сузились, превратившись в щелки. Дуротан перевел взгляд с колдуна на его рабыню: по сравнению с истинными женщинами орков, такими как Драка и Гейя, она выглядела маленькой, тонкокостной, как птичка, но очень гордой.
Нет, Дуротан, сын Гарада, сына Дурокша, не был глупцом. Однако чуть было не стал им. Его чуть было не увлекли слова Ковогора о единстве Орды и о том, чего они могли бы достичь. Он чуть было не повернулся спиной к традициям, почти таким же древним, как Гора-Предок. Он слишком близко подошел к тому, чтобы ослабить свой клан, который всегда был свободным, гордым и неистовым.
Он чуть было не превратился в раба и, что еще хуже, чуть было не отдал в рабство свой народ.
Гул’дана выдали его собственные слова. Он не сказал «Орда» или «наша Орда». Он сказал «моя Орда». Несмотря на все разговоры о спасении орков от лишений и, может быть, уничтожения, Гул’дан не был добрым дядюшкой, который бескорыстно собирает возле себя оголодавшие кланы, чтобы накормить их. Он чего-то от них хочет. Ему что-то от них нужно. И если Духи не желают объединяться с ним, то и Северные Волки тоже не хотят.
Дуротан считал, что преимущества, о которых говорил Ковогор, действительно существуют. Но какой ценой за них уплачено? Да, орки действуют вместе, чтобы найти новую землю. Но что, если это обещание – ложь? Даже если это правда, Духи уже позаботились о Северных Волках – они привели их к чистой воде. И клан пережил зиму.
Возможно, Гарад отказал Гул’дану из желания сохранить традиции Северных Волков. Дуротан примет такое же решение из желания сохранить самих Северных Волков.
Тошнотворная окраска Гул’дана и его странные глаза, отсутствие родственных связей с каким-либо из кланов, его склонность владеть рабами – ничто из этого не накормит Северных Волков. Дуротан не поставит на карту души своих людей и, в конечном счете, их жизни, основываясь на обещаниях этого… существа.
– Мой отец сказал тебе тогда, что мы не страдаем, – произнес Дуротан. Эти слова звучали в его памяти так же ясно и сильно, словно были сказаны всего секунду назад. – Мы все выдержим. Так было и так будет.
Гарона поняла его раньше своего хозяина, и ее тонкие ноздри раздулись от удивления. Она неотрывно смотрела на Дуротана, но теперь ее взгляд метнулся к Драке.
– Драка! Джезкаа далетья вас кулдуру!
Теперь все глаза смотрели на Гарону, потрясенно и недоверчиво. До этого момента Дуротан даже не был уверен, что у рабыни есть язык во рту, такой молчаливой она всегда была. Но теперь она заговорила – и обратилась прямо к его жене. Дуротан посмотрел на Драку. Она стояла, сжимая рукой ожерелье.
Пурпурный кристалл, подаренный ей дренеями.
– Кулшури кажар, – ответила Драка. И тут он понял: и его жена, и до сих пор молчавшая рабыня Гул’дана говорили на языке дренеев! Дуротан с новым уважением посмотрел на рабыню.
Однако Гул’дан разозлился. Глаза его сузились, в них разгорелся зеленый огонь. Губы его скривились, а узловатые зеленые руки крепче сжали посох.
– Что ты ей сказала? – прошипел он Гароне.
– Ваша… Гарона сказал, что мой муж делает глупость, отказывая вам, – голос Драки звучал спокойно, размеренно. – Прошу прощения, муж, но это были ее слова.
Дуротан сохранил невозмутимое выражение лица – он не знал языка дренеев.
Зато он знал, что Драка лжет.
– Моя рабыня права, – произнес Гул’дан тихо и угрожающе. – Ты такой же глупец, как твой отец. Без сомнения, если у тебя родятся дети, они тоже будут глупцами. Честь и долг – благородные понятия, Дуротан. Ты бы увидел, что моя Орда служит их воплощением, если бы присоединился к нам. |