-  …тихо, тихо, уфе вфе. Теперь фтрелу. Ага, эт хорофо, фто навылет профла. Да наконефник фломай, дубина…

    -  Дай-ка я, - сказал еще один знакомый голос, - подержите его.

    Середина схватили за руки. Он все-таки не выдержал, зашипел, когда из бедра потащили стрелу.

    -  Несите в дом. - Середин узнал голос Невзора и открыл глаза.

    -  Погоди… погоди…

    Над ним склонилось странное, без бровей, ресниц и усов, голое лицо. Только глаза узнаваемы: еще теплятся в них огоньки ярости.

    -  Невзор?

    -  Я это, я. Что, не узнал? - Невзор провел ладонью по голому лицу. - Обгорел малость, не рассчитал. Уж очень яро полыхнул огонь греческий.

    -  Все кости собрать, - прошептал Середин, ловя его руку, - все, до единой. Сжечь… все сжечь, а прах - в реку. Проследи сам.

    -  Ладно, все сделаю, ты лежи.

    Олег поманил Невзора пальцами к себе поближе. Тот склонился.

    -  Ингольф?

    -  Ушел, гад.

    -  Тогда не медли. Спалите кости и торопись к Малуше своей. Выручай ее, не то он первый успеет, и тогда уж все… Век ей волчицей жить. - Середин пожал ему руку и в лучших традициях Голливуда откинулся, как бы впадая в беспамятство.

    Мужики положили ведуна на две скрещенные жерди и понесли к дому. Сам Крот шел сзади, стряхивал кровь с усов, щупал пальцами распухшие лепешками губы и ругался на чем свет стоит.

    -  Вот ведь дуфегуб, прямо в морду черепуфкой фаехал…

    Середин смотрел на светлеющее небо - близилось утро. Звезды бледнели, прощаясь до следующей ночи, туман оседал, растворялся, прятался в землю. Перед глазами маячила спина мужика в разодранной рубахе. Мужик то и дело оборачивался, подмигивал Олегу, кивал: мол, не тужи, выходим, отмолим тебя.

    Послышались женские голоса. Середин увидел над собой лицо старостихи. Она приподняла ему ворот рубашки, взглянула на рану:

    -  Заживет, как новый будешь.

    -  Ты тут не мефайфя под ногами. Давай, полотно готовь, девки пуфть воду греют. А мне медку бы надо - вифь, фубы рафтерял.

    -  Тебе только бы медку! Вот обиходим парня, тогда и получишь, - отрезала женщина.

    Олега внесли в горницу, положили на лавку. Жена и дочери крестьянина разрезали его рубаху и штаны, приложили отвары из трав, перевязали чистым полотном прошитое стрелой бедро, плечо и рваную рану на левой руке.

    -  Ничего, кости целы, мясо нарастет, - приговаривала старостиха.

    День прошел в полузабытьи. Под вечер пришел Невзор - попрощаться. Долго сидел возле Середина, неловко молчал, наконец осторожно пожал ему руку.

    -  Пойду, пожалуй. А то как бы и впрямь колдун не упредил. Ты поправляйся, а я приеду. Может, с Малушей и приеду. А навьи кости мы пожгли, и хозяйство кузнецово спалили. - Он встал, потоптался у двери. - Спасибо тебе.

    Середин махнул рукой.

    -  Иди. Тебе тоже спасибо. Может, свидимся еще.

    Невзор ушел. Ведун лежал, укрытый до подбородка теплой овчиной. Его то бросало в жар, то трясло в ознобе. Плечо горело, бедро дергало непрекращающейся болью. Заглянул хмельной мужик, вытер ему полотном взмокший лоб, улыбнулся, щерясь выбитыми передними зубами.

    -  Положили костлявых! Всех до единого. - Староста уже пообвыкся с отсутствием зубов и шепелявил гораздо меньше.