-  Купец, я спать хочу. Кончай разврат, - сдерживая усмешку, сказал Середин.

    -  Какой… раз…ворат… Щас, Олежка, щас, милый ты мой… милая, ну, давай… эх-хх…

    Середин шагнул в коридор, притворил дверь. «И-эх… ох… и-эх…». Олег вспомнил схватку с упырями в заброшенной деревне - с такими же жалостными криками купец отмахивался оглоблей от нечисти. Наконец Вторуша издал протяжный рык, и перестук ножек стола по полу прекратился. Отворилась дверь. Девка, поправляя длинную рубаху, скользнула к лестнице.

    -  А вы, что же, не хочете?

    -  Хм, - кашлянул Олег, глядя в простодушные припухшие глаза, - да я как-нибудь в другой раз.

    Девка пожала плечами и зашлепала вниз по лестнице.

    Вторуша, сладко жмурясь, сидел в спущенных портах на лавке, похожий на довольного жизнью кота. Олег расстегнул перевязь, бросил ее на стол. Саблю вынул, положил на своей лавке возле стены, кистень пристроил в головах. Стянул кожаную куртку, сапоги и прилег на лавку, заложив руки за голову.

    -  Ох, хорошо, - блаженно потягиваясь, пробормотал купец. - Давненько я… давненько. Почитай, как из дома ушел, бабы не видал. Ты зря отказался, Олежек. Девка справная. Мясца маловато, не нагуляла. Я знаешь каких люблю? Чтобы - во! - Вторуша растопырил руки, показывая желаемый объем партнерши.

    -  Таких не бывает, - покосившись на него, рассудил Середин.

    -  Бывает, бывает. Эх, надо было ее оставить, под бок положить. Они, бабы, горячие, что твоя печка. Мягкие, как перина. Опять же, ночью чего захочешь - вот она, рядом сопит. Бери, пользуй… Может, позвать?

    -  Ну, уж нет, - решительно сказал Олег, - я выспаться наконец хочу, а у тебя один блуд на уме. Будете сопеть тут над ухом.

    -  Кто хочет спать - того не добудишься, - рассудил купец.

    -  Ну, ты философ.

    -  Чего ругаешься? Нет так нет. Вот только светильник задую, - приподнялся он с лавки.

    -  Оставь. Пусть горит, - остановил его Олег.

    Сено в мешке, служившем матрацем, шуршало немилосердно, кололо сквозь ткань, и Середин пожалел, что снял куртку. Он закрыл глаза и постарался расслабиться. Пахло полынью и сгоревшим маслом. Поднявшийся за окном ветер хлопал бычьим пузырем.

    «Невзор промокнет, - подумал Олег, - ветер перед дождем, не иначе».

    Вскоре стала наплывать дрема. Перед глазами возник Лапоть - парень, что хотел зарезать Вторушу. Лицо у него было ободрано ножом до кости, выколотые глаза растеклись слизью, смешавшись с кровью. Он что-то шептал разбитыми губами, розовая пена пузырилась на них, стекала по подбородку на острый кадык. Лапоть поднял руку, и она заскрипела, будто несмазанная тележная ось. Худые пальцы вдруг превратились в заточенные колья, которые все ближе и ближе придвигались к Середину. Он отвел взгляд и увидел, как беловолосый мужик, щуря красные, как угли, глаза и наставляя на него вилы, медленно приближается для верного удара.

    Олег судорожно вздохнул и с усилием вырвался из кошмара. Масло в светильнике почти прогорело, фитилек едва тлел, и в этом неверном свете Середин увидел, как часть стены над его лавкой опускается на него подобно крышке гроба. Меж бревен торчали остро заточенные колышки, точь-в-точь, как в его сне. Он скатился с лавки, больно ударившись плечом о дощатый пол. Вторуша храпел, разметавшись на лавке, стенка с кольями почти коснулась его груди. Олег метнулся через комнату, сорвал спутника с лавки.