Мы, жрицы, должны были следить за жертвами, кормить их, ухаживать… лгать им. Вот почему нас учат целительству… магии…

Однажды я поняла, что не могу больше. Должно быть, я слишком ослабила щиты, и Толкователь прочел меня, мои мысли. Я надумала бежать, но решиться было сложно. За нами тоже следили, никто не доверял нам, конечно… И сразу же, как только я решилась, Толкователи сказали, что мне позволено продолжить свой род. Мне подобрали пару, и я понесла. Ребенок жизни, так они говорили… Только почти в конце я поняла, что меня обманули. Я прочла их, я сумела… Я была уже жертвой, не жрицей больше. Смерть тела на алтаре, муки души в посмертии.

Я сбежала. Я выскользнула у них из-под носа… но Толкователи успели зацепить меня теми чарами, что ты разрушил сегодня.

Я убегала, заметала следы. Я скрывалась, я скиталась — и нигде не было мне приюта. Стояла зима, морозы были такие, что дыхание замерзало прямо в горле… Я забилась в какие-то руины на пустоши к востоку отсюда, у озера, словно зверь в нору…

Я родила сына там.

Сын… это был сын. Он родился до срока, в стылой каменной норе, но это был крепкий мальчик! Вот только кормить мне его было нечем. У меня не было молока, не было еды, не было сил, чтоб развести огонь… Потом я нашла силы… а они — нашли меня по огню.

Была метель. Я слышала их, совсем рядом, совсем близко. Он был крепким ребенком, он дожил бы до конца этой метели, до какого-нибудь селения, где я нашла бы пищу и тепло. Но они были уже так близко…

Яд у меня был — это все, что у меня было. Быстрый, милосердный яд — сон и смерть во сне. Я напоила его, моего сына, и выпила сама. Он был такой голодный, он выпил так много… Он уснул и умер у меня на руках. И я заснула тоже…

Сон был во всем подобен смерти; должно быть, подобен настолько, что они потеряли меня, не чувствовали уже моей жизни…

Нас не нашли. Они не нашли нас! Я проснулась… сама не знаю, почему так получилось, что я не умерла тогда… Я проснулась — а он нет.

А они не нашли меня тогда…

— Это убийство, — сказал Лиэ, — Но это не преступление. Я не считаю это преступлением, и никто не сочтет. Никто из винлэс не осудит тебя, Кирт. Ты нуждаешься в исцелении, а не в наказании. Но те, другие… Те, кто гнал беременную женщину, словно зверя… те, кто не дал тебе приюта зимой… кто вынудил тебя… Мы доберемся до этой секты, положим конец всему, что они творят. И с теми, кто стоит над этими… Толкователями… мы побеседуем. Возможно, не я лично, такое — дело Хранителей, но я обещаю тебе, Кирт. На лике Гэлэас не должно быть таких язв. Слово сидхэ из Дома Вереска.

— Я все-таки не могу, — Кирт повернулась к нему, — не могу так сразу поверить, что это волнует кого-то так сильно…

— Убийство женщины карается смертью, — жестко сказал Лиэ. — Убийство женщины и ребенка — преступление вдвойне. Это наш закон.

— Но это касается лишь эльфов? При чем тут люди? Ах… я забыла…это, должно быть, оскорбляет тебя. Ты же считаешь, что это — твои земли…

— Да какая разница? Преступление против женщины и ребенка — это плевок в лицо Звездносияющей, нашей Праматери, Той, что родила всех — сидхэ, Созидателей-богов, людей, драконов, сиэ, гномов, даже гоблинов! Это — плевок в лицо всем нам, каждому из нас, каждому сидхэ. Клянусь Силами, при чем тут порода и форма ушей?!

— Тебя это касается?

— Касается.