– Это была дурацкая шутка.

– Мама тоже так делала.

Ван дер Вальк взял девочку за руку. На ее берете была металлическая кокарда, военная эмблема, явно принадлежавшая Зомерлюсту.

– Пошли, мы поедем в госпиталь и посмотрим, что скажут нам врачи.

Его ждала машина.

Рут молча смотрела в окно машины. Был час пик, и они подолгу стояли у каждого светофора.

– Мама долго пробудет в госпитале?

– Я бы этому нисколько не удивился. Она сильно пострадала. Нам нужно приготовиться к тому, что они скажут, что она очень сильно больна. – Он срежиссировал небольшую сценку в госпитале, попросив, чтобы тело Эстер положили на кровать в отдельной палате. Его удивляло, почему Рут ни разу не спросила, что же именно произошло. Может быть, девочка знала? Или она решила, что ей лучше не знать?

– Подожди здесь немножко, Рут, пока я разузнаю, куда нам идти… Это комиссар Ван дер Вальк. Я здесь с ребенком. Мне надо ей все рассказать. Куда вы положили ту женщину, которую привезли вчера?

Регистраторша с отвратительной участливостью наклонилась вперед и прошептала:

– Поймите, комиссар… это задокументировано. Мы не хотим лишних вопросов. Коридор Б. Идите прямо, потом поверните налево. Это будет 11А. Я позвоню и предупрежу медсестру, что вы идете.

– Протокол вскрытия мне направили?

– Боюсь, что не могу ответить на этот вопрос.

Комиссар тяжелой походкой пошел туда, где девочка – такая умница! – послушно сидела и ждала его. Кожаное пальто натужно заскрипело, когда он сел рядом с ней. Вокруг никого, слава богу!

– Боюсь, что новости плохие, Рут. Она слишком сильно пострадала. Но ей не было больно.

Выражение лица девочки не изменилось.

– Я знаю.

– А!

– Ее застрелили. Как показывают по телевизору.

– В людей стреляют. Хотя, возможно, не так часто, как показывают по телевизору.

– Госпожа Паап говорила такие глупости! Она думала, что держит все в секрете, и все время проговаривалась.

Ван дер Вальк знал, что такое спокойствие продлится недолго. К счастью, ребенок плохо понимал, что значит «застрелить». Надо сказать спасибо телевидению! Когда кто то внезапно падает – это, видимо, намного лучше, чем когда человек долго болеет, с точки зрения ребенка. Все было так быстро, так чисто, а потом все кончилось.

– Теперь у меня нет никого.

– Нет, есть. У человека всегда кто то есть. Ты знаешь историю Козетты и месье Маделена? – спросил Ван дер Вальк, неожиданно с юмором подумав, что полковник Сток превращается в Жана Вальжана.

– Нет.

– Козетта – это такая маленькая девочка, у которой никого не было и которой очень плохо жилось. Ужасно плохо. Я расскажу тебе о ней. Ты хочешь увидеть свою маму?

– Нет, – твердо сказала Рут. – Я уже попрощалась с ней.

– Хочешь, машина отвезет тебя домой, к Арлетт? Мне нужно на работу.

– Да, пожалуйста.

Ну что за замечательный ребенок!

Он встал, и тут в полуметре от него чей то голос проревел:

– Собираетесь продолжать держать все в секрете, комиссар?

Ван дер Вальк с силой наступил на ногу спросившему, сказал: «О, простите» – и взял девочку за руку. Она заплакала, и это было лучшее, что она могла сделать. Он усадил ее рядом с шофером и сказал:

– Отвезешь ее назад, к моей жене, Джо, а потом вернешься сюда за мной. – Рут не захотела прощаться с Эстер, а он хотел это сделать. Наступило время Жану Вальжану снова стать полковником Стоком.

Репортер в приемной поджал ногу и явно испытывал и физические, и моральные страдания.

– Послушайте, вы, – сказал ему Ван дер Вальк.