|
Сказано - сделано. Благодаря шпорам бронзового всадника, послужившим нам стременами, мы мигом взобрались на круп, устроились отлично и видели все превосходно. Уж пять плащей было сдернуто, и так ловко, что никто даже пикнуть не посмел, как вдруг один менее покладистый дуралей вздумал закричать: "Караул!" - и патруль стрелков тут как тут. Герцог д'Аркур, Фонтраль и другие убежали; де Рие тоже хотел удрать. Я его стал удерживать; говорю, что никто нас здесь не заметит; не тут-то было, не слушает, стал слезать, ступил на шпору, шпора пополам, он свалился, сломав себе ногу, и, вместо того чтобы молчать, стал вопить благим матом. Тут уж и я соскочил, но было поздно. Я попал в руки стрелков, которые отвезли меня в Шатле, где я и заснул преспокойно в полной уверенности, что назавтра выйду оттуда. Но миновал день, другой, целая неделя. Пишу кардиналу. Тотчас за мной приходят, отвозят в Бастилию, и вот я здесь пять лет. За что? Должно быть, за дерзость, за то, что сел на коня позади Генриха Четвертого, как вы думаете? - Нет, вы правы, мой дорогой Рошфор, конечно, не за это. Но вы, по всей вероятности, сейчас узнаете, за что вас посадили. - Да, кстати, я и забыл спросить вас: куда вы меня везете? - К кардиналу. - Что ему от меня нужно? - Не знаю, я даже не знал, что меня послали именно к вам - Вы фаворит кардинала? Нет, это невозможно! - Я фаворит! - воскликнул д'Артаньян. - Ах, мой несчастный граф! Я и теперь такой же неимущий гасконец, как двадцать два года тому назад, когда, помните, мы встретились в Менге. Тяжелый вздох докончил его фразу. - Однако же вам дано поручение... - Потому что я случайно оказался в передней и кардинал обратился ко мне, как обратился бы ко всякому другому; нет, я все еще лейтенант мушкетеров, и, если не ошибаюсь, уж двадцать первый год. - Однако с вами не случилось никакой беды; это не так-то мало. - А какая беда могла бы со мной случиться? Есть латинский стих (я его забыл, да, пожалуй, никогда и на знал твердо): "Молния не ударяет в долины". А я долина, дорогой Рошфор, и одна из самых низких. - Значит, Мазарини по-прежнему Мазарини? - Больше чем когда-либо, мой милый; говорят, муж королевы. - Муж! - Если он не муж ее, то уж наверное любовник. - Устоять против Бекингэма и сдаться Мазарини! - Таковы женщины! - философски заметил д'Артаньян. - Женщины - пусть их; но королевы!.. - Ах, бог ты мой, в этом отношении королевы - женщины вдвойне. |
