Вы увидите, что этот плут будет городским старшиной
раньше, чем я капитаном.
- Полноте, милый Д'Артаньян, не унывайте! Как раз в тот миг, когда
находишься в самом низу, колесо поворачивается и подымает тебя вверх.
Может быть, с сегодняшнего же вечера ваша судьба изменится.
- Аминь! - сказал Д'Артаньян и остановил карету.
- Что вы делаете? - спросил Рошфор.
- Мы приехали, а я не хочу, чтобы видели, как я выхожу из кареты: мы с
вами незнакомы.
- Вы правы. Прощайте.
- До свиданья; помните ваше обещание.
Д'Артаньян вскочил на лошадь и поскакал впереди.
Минут пять спустя они въехали во двор Пале-Рояля.
Д'Артаньян повел узника по большой лестнице через приемную в коридор.
Дойдя до дверей кабинета Мазарини, он уже хотел велеть доложить о себе,
когда Рошфор положил ему руку на плечо.
- Д'Артаньян, - сказал Рошфор, улыбаясь, - признаться вам, о чем я думал
всю дорогу, когда мы проезжали среди толпы горожан, бросавших злобные
взгляды: на вас и ваших четырех солдат?
- Скажите, - ответил д'Артаньян.
- Я думал, что мне стоило только крикнуть: "Помогите!", и вы с вашим
конвоем были бы разорваны в клочья, а я был бы на свободе.
- Почему же вы этого не сделали? - сказал д'Артаньян.
- Да что вы! - возразил Рошфор. - А наша клятва и дружба? Если бы не вы, а
кто-нибудь другой вез меня, тогда... - Д'Артаньян опустил голову.
"Неужели Рошфор стал лучше меня?" - подумал он и велел доложить о себе
министру.
- Введите господина Рошфора, - раздался нетерпеливый голос Мазарини, едва
эти два имени были названы, - и попросите лейтенанта д'Артаньяна
подождать: он мне еще нужен.
Д'Артаньян просиял от этих слов. Как он только что говорил, он уже давно
никому не был нужен, и приказ Мазарини показался ему добрым
предзнаменованием.
Что до Рошфора, то его эти слова заставили насторожиться. Он вошел в
кабинет и увидел Мазарини за письменным столом, в скромном платье, почти
таком же, как у аббатов того времени, - только чулки и плащ были
фиолетовые.
Дверь снова закрылась. Рошфор искоса взглянул на Мазарини, и их взгляды
встретились.
Министр был все такой же, причесанный, завитой, надушенный, и благодаря
своему кокетству казался моложе своих лет. Этого нельзя было сказать о
Рошфоре: пять лет, проведенные в тюрьме, состарили достойного друга
Ришелье; его черные волосы совсем побелели, а бронзовый цвет лица сменился
почти болезненной бледностью - так он был изнурен. |