- Павел Четвертый не может оставить нас без поддержки, - возразил
Франциск, - он слишком заинтересован в успехе нашего оружия... Какая
прекрасная ночь, господа! Прозрачна и светла... Господин маркиз д'Эльбеф, -
продолжал он, - что слышно про обозы с провиантом и снарядами из Асколи,
обещанные нам? Надеюсь, сюда-то они наконец прибудут?
- Да, я слышал об этом разговоры еще в Риме, монсеньер, но с тех пор -
увы!..
- Простая задержка, только и всего, - перебил его герцог де Гиз, - и, в
конце концов, мы еще не совсем обнищали. Взятие Кампли несколько пополнило
наши запасы, и, если бы я через час заглянул в шатер каждого из вас, уверен,
я увидел бы хороший ужин на столе. Идите же лакомиться, господа, я не
задерживаю вас. Завтра на рассвете я приглашу вас, и мы сообща обсудим, с
какого боку надгрызать этот сладкий пирог, Чивителлу. А до тех пор вы
свободны, господа. Хорошего вам аппетита и покойной ночи!
Герцог, смеясь, проводил офицеров до выхода из палатки, но, когда ковер
за последним из них опустился и Франциск де Гиз остался один, его
мужественное лицо сразу обмякло и приняло озабоченное выражение. Усевшись за
стол и обхватив голову руками, он прошептал в тревоге:
- Неужели мне было бы лучше отказаться от всякого честолюбия, остаться
всего лишь полководцем Генриха Второго и ограничиться возвращением Милана и
освобождением Сиены? Вот я в этом Неаполитанском королевстве, на престол
которого влекли меня мои мечты. Да, я здесь, но без союзников, почти без
провианта, а все старшие офицеры армии, в первую очередь мой брат, - люди
пассивные, ограниченные... И самое страшное - что они начинают поддаваться
унынию...
В это мгновение герцог де Гиз услышал за спиною чьи-то шаги. Он быстро
обернулся, разгневавшись на дерзкого нарушителя, но, увидев его, не только
не прикрикнул, а протянул ему руку.
- Уж вы-то, дорогой мой Габриэль, никогда не поколеблетесь пойти вперед
только потому, что слишком мало хлеба и слишком много врагов, - сказал
герцог. - Недаром вы последним вышли из Меца и первым вошли в Валенцу и в
Кампли! Но с чем вы пришли? Есть новости?
- Да, монсеньер, прибыл гонец из Франции, - ответил Габриэль, - и
привез письмо, как мне кажется, от вашего достославного брата, монсеньера
кардинала Лотарингского. Ввести его сюда?
- Нет, пусть он вам передаст все письма, а вы мне их, пожалуйста,
принесите сами.
Габриэль, поклонившись, вышел и вскоре вернулся с письмом, на печати
которого красовался герб Лотарингского дома.
Наш старый друг Габриэль почти не изменился за истекшие шесть лет.
Только черты лица его стали тверже, решительнее. Было видно, что теперь он
сам знает себе цену. В остальном же он остался прежним: все тот же чистый и
спокойный лоб, тот же прямой и честный взгляд и, скажем заранее, то же юное,
полное порывистой мечты сердце. |