|
Затем я увидела, почувствовала, поняла, в какой измене повинна я перед Габриэлем. Бедный Габриэль! Расставаясь со мною, он не плакал, но какое страдание застыло в его взоре! Все это оживало в моей памяти, когда, ведя затворническую жизнь в монастыре, я начинала вспоминать свои детские годы. Так я дважды пережила дни, проведенные мною подле Габриэля, - в действительности и в мечтах. А возвратившись сюда, ко двору, государь, я не нашла никого, кто мог бы помериться с Габриэлем... И не Франциску, покорному сыну надменного коннетабля, вытеснить из моей памяти нежного и гордого друга моего детства. Поэтому теперь, когда я отдаю себе отчет в своих поступках, я буду верна Габриэлю... до тех пор, пока вы не лишите меня свободы выбора, отец. - Так ты с ним видалась после отъезда из Вимутье, Диана? - Увы, не видалась, отец. - Но ты хоть получала вести о нем? - И вестей не получала. Узнала только от Ангеррана, что и он покинул наши места после моего отъезда. Он сказал своей кормилице Алоизе, что вернется к ней не раньше, чем станет грозным и прославленным воином, и чтобы она не беспокоилась о нем. С этими словами он уехал, государь. - И с тех пор его родные ничего о нем не слышали? - Его родные? - повторила Диана. - Я знала только его кормилицу, отец, и никогда не видела его родителей, когда с Ангерраном навещала его в Монгтомери. - В Монтгомери! - воскликнул Генрих, побледнев. - Диана, Диана! Я надеюсь, что он не Монтгомери? Скажи мне скорее, что он не Монтгомери! - О нет, государь, тогда он жил бы, я думаю, в замке, а он жил в доме своей кормилицы Алоизы. Но отчего вы так взволновались, государь? Что сделали вам графы Монтгомери? Неужели они ваши враги? В нашем краю о них говорят только с почтением. - Правда? - презрительно рассмеялся король. - Они мне, впрочем, ничего не сделали, Диана, решительно ничего. Однако вернемся к твоему Габриэлю. Ведь ты его Габриэлем назвала? - Да... - И у него не было другого имени? - Я, по крайней мере, не знала другого. Он был сирота, как и я, и при мне никогда не было разговора о его отце. - Словом, у вас нет, Диана, другого возражения против намеченного вашего брака с Монморанси, кроме давнишней вашей привязанности к этому молодому человеку, так? - Но она заполняет все мое сердце, государь. - Прекрасно, Диана, я бы, пожалуй, не пытался бороться с голосом вашего сердца, если бы друг ваш был здесь и мы могли бы его узнать и оценить. И хотя, как я догадываюсь, это человек сомнительного происхождения... - Но ведь и в моем гербе есть полоса, ваше величество. - Но у вас есть, по крайней мере, герб, сударыня, и соблаговолите вспомнить, что для Монморанси, как и для дома де Кастро, великая честь открыть свои двери перед моей узаконенной дочерью. |
