|
- Спасенным можно его считать уже и теперь, только бы не было рецидива. Можете это передать той хорошенькой служанке, что дважды в день приходит справляться о его здоровье. Ведь тут замешана страсть какой-то знатной дамы, так ведь? И страсть эта бывает просто очаровательна, но бывает и роковой. - О, в данном случае это нечто роковое, вы совершенно правы, метр Нотрдам, - вздохнула Алоиза. - Дай же бог ему излечиться и от страсти... Впрочем, я ручаюсь только за излечение от болезни. Нострадамус расправил пальцы вялой, безжизненной руки, которую держал в своей, и задумчиво, внимательно стал разглядывать ее ладонь. Он даже оттянул кожу над указательным и средним пальцами. Казалось, он напрягал память, что-то припоминая. - Странно, - пробормотал он вполголоса, - вот уж который раз я изучаю эту руку, и всякий раз мне кажется, что когда-то давно мне приходилось ее рассматривать. Но чем же она тогда поразила меня? Мензальная линия благоприятна; средняя сомнительна, но линия жизни превосходна. Впрочем, ничего из ряда вон выходящего! По-видимому, преобладающая черта этого молодого человека - твердая, несгибаемая воля, неумолимая, как стрела, пущенная уверенной рукой. Но не это меня изумило в свое время. А потом, эти мои воспоминания очень смутны и стары, а хозяину вашему, госпожа Алоиза, не больше двадцати пяти лет, не так ли? - Ему двадцать четыре, мессир. - Стало быть, он родился в тысяча пятьсот тридцать третьем году. Его день рождения вам известен? - Шестое марта. - Вы случайно не знаете, когда он появился на свет: утром или вечером? - Как не знать! Ведь это я принимала младенца. Монсеньер Габриэль родился, когда пробило шесть с половиной часов утра. Нострадамус записал это. - Я посмотрю, каково было положение светил в этот день и час, - сказал он. - Но будь виконт д'Эксмес на двадцать лет старше, я был бы готов поклясться, что уже держал эту руку в своей. Впрочем, это неважно... Здесь я только врач, а не колдун, как меня величают иногда в народе, и я повторяю, госпожа Алоиза, что врач теперь ручается за жизнь больного. - Простите, метр Нотрдам, - печально сказала Алоиза, - вы говорили, что ручаетесь за его исцеление от болезни, но не от страсти. - От страсти! Но мне кажется, - и Нострадамус улыбнулся, - что это не столь безнадежная страсть, судя по ежедневным двукратным посещениям молоденькой служанки! - Наоборот, метр, наоборот! - воскликнула в испуге Алоиза. - Да полно вам, госпожа Алоиза! Кто богат, молод, отважен и хорош собой, как виконт, тому недолго придется страдать от неразделенной любви в такое время, как наше. Дамы любят иной раз помедлить, вот и все. - Предположите, однако, что дело обстоит не так. Скажите, если при возвращении больного к жизни первой и единственной мыслью, которая блеснет в этом ожившем рассудке, будет: моя любимая безвозвратно потеряна мною, что тогда случится? - О, будем надеяться, что ваше предположение ложно, госпожа Алоиза. |
