|
- Тем лучше, - заметил Габриэль. Алоиза подумала, что он еще бредит. Но на другой день он отчетливо и твердо спросил у нее: - Я не спросил тебя вчера, вернулся ли из Италии герцог де Гиз? - Он находится в пути, монсеньер, - ответила, удивившись, Алоиза. - Хорошо. Какой сегодня день, кормилица? - Вторник, четвертое августа, монсеньер. - Седьмого исполнится два месяца, как я лежу на этом одре, - продолжал Габриэль. - О, значит вы это помните! - встрепенулась Алоиза. - Да, помню, Алоиза, помню. Но если я ничего не забыл, - грустно заметил он, - то меня, кажется, забыли. Никто не приходил обо мне справляться? - Что вы, монсеньер! - дрогнувшим голосом ответила Алоиза, с тревогой следя за выражением его лица. - Служанка Жасента дважды в день приходила узнавать, как вы чувствуете себя. Но вот уже две недели - с тех пор, как вы заметно стали поправляться, - она не появлялась. - Не появлялась!.. И не знаешь почему? - Знаю. Ее госпожа, как мне сообщила в последний раз Жасента, получила от государя позволение уединиться в монастыре до конца войны. - Вот как? - произнес Габриэль с мягкой и печальной улыбкой. - Милая Диана! - О, монсеньер, - воскликнула Алоиза, - вы произнесли это имя! И без содрогания, без обморока. Метр Нотрдам ошибся! Вы спасены! Вы будете жить, и мне не понадобится нарушить клятву! Бедная кормилица обезумела от радости. Но Габриэль, по счастью, не понял ее последних слов. Он только сказал с горькой усмешкой: - Да, я спасен, и все же, бедная моя Алоиза, жить я не буду. - Как же так, монсеньер? - вздрогнула Алоиза. - Тело выдержало удар мужественно, - продолжал Габриэль, - но душа, Алоиза, душа... Ты думаешь, она ранена не смертельно? Я, конечно, оправлюсь от этой долгой болезни... Но на границе, по счастью, идут бои, я - капитан гвардии, и мое место там, где сражаются. Едва я смогу сесть на коня, я поеду туда, где мое место. И в первом же сражении сделаю так, что сражаться мне больше не придется. - Вы подставите грудь под пули? Господи! Но почему же, монсеньер, почему? - Почему? Потому что госпожа де Пуатье не сказала мне ничего, Алоиза; потому что Диана, быть может, моя сестра, и я люблю Диану! И еще потому, что король, быть может, повелел убить моего отца, а покарать короля, не имея улик, я не могу. И если я не могу ни отомстить за отца, ни жениться на своей сестре, тогда что же делать мне на этом свете? Вот почему я хочу покинуть этот мир! - Нет, вы его не покинете, монсеньер, - глухо отозвалась Алоиза, скорбная и мрачная. - Вы его не покинете как раз потому, что вам еще предстоит много дел, и дел страшных, ручаюсь вам... Но говорить об этом с вами я буду только тогда, когда вы совершенно выздоровеете и метр Нострадамус подтвердит мне, что вы сможете выслушать меня. |
