— Погодка-то не совсем подходящая. Были в гостях у городской шишки? И что же шишка вам сказала?
— Дэламер, — вздохнул доктор. — Какая неожиданность. Я и не думал вас здесь встретить.
— Старина Лу все упрашивал хотя бы одним глазком взглянуть на его новый склад. А склад здесь, неподалеку. Слушайте, Аиртон, у меня чудесная новость. Ко мне едет дочка! Кто бы мог подумать!
— Дочка? Куда едет?
— Сюда, ко мне! Малютка Элен Франсес. Когда я ее видел в последний раз, она была вот такусенькой! А сейчас моей красавице уже восемнадцать! Рассказать кому — не поверят! Едет в Китай повидать старика отца! Простите, старина, вам не помочь одеть сюртук?
— Спасибо, я прекрасно справлюсь сам, — поспешно ответил Аиртон, и тут только до него дошел смысл сказанного. — Друг мой, да это же восхитительно! Я и не знал, что у вас есть дочь.
— Страшные семейные тайны, — усмехнулся Дэламер. — Надо полагать, она красавица, если, конечно, пошла в мать. Как ее матушка в восемьдесят втором померла в Ассаме от холеры, так я больше дочурку и не видел. Отвез ее к тетке в Суссекс. Думал: пусть лучше с ней растет, чем с таким распутником, как я. Я же так снова и не женился… — он помрачнел, что случалось с ним нечасто. — Впрочем, ладно, — он снова просиял. — Главное, что она едет! Моя малютка едет к нам в Шишань! Утром я получил письмо от компании.
Аиртон улыбнулся. Он давно не видел Френка в столь приподнятом настроении.
— Это надо отметить, — сказал доктор. — Нелли будет просто в восторге! Вы куда сейчас, Дэламер? Пойдемте вместе, расскажете подробней.
Мужчины медленно пошли рука об руку. Доктор знал короткий путь, проходивший по узенькой улочке, застроенной глиняными мазанками. Оба прожили здесь достаточно, чтобы не обращать внимания на смрад, исходивший от канав, они ловко и аккуратно обходили кучи мусора, навоза, лужи и прочие препятствия, превращавшие прогулку по бедняцким кварталам в настоящее испытание. Спустя несколько мгновений они вышли на главную улицу. На них тут же обрушились городской гам и суета. Вереницы мулов, груженные тюками материи или мешками с зерном, месили копытами грязь. Головы погонщиков в коричневых одеждах, хлеставших время от времени мулов, украшали меховые шапки. Шапки были своего рода отличительным знаком, поэтому их не снимали невзирая на жару. В обратном направлении двигались крестьянские подводы, груженные овощами, свиньями или козами, ноги которых были крепко связаны. Погонщики, визжа, обрушивали друг на друга потоки проклятий. Среди этого безумия вершили свой путь носильщики, согнувшись под тяжестью жердей, на концах которых висели неподъемные тюки. Другие носильщики тащили мебель. Один согнулся в три погибели под тяжестью трех стульев, стола и банкетки. Купчиха, сложив покупки на колени и прижав к носику платочек, вольготно устроилась в паланкине, который тащили двое слуг. По обеим сторонам дороги надрывались продавцы-разносчики и торговцы овощами. Одетые в лохмотья дети дразнили слепого нищего. Цирюльник деловито брил голову молодому ученому, который сидел на стуле и читал книгу, закинув косицу вокруг шеи. Точно так же, как доктор и торговец, поглощенные разговором, молодой человек не обращал ни малейшего внимания на страшный шум и хаос, творящийся вокруг него.
Френк Дэламер, перекрикивая гам, принялся объяснять доктору, что приезд дочери пришелся как нельзя кстати. В письмо Элен оказалась вложена записка от сестры Френка, в которой она рассказывала, что Элен сразу после окончания школы начала упрашивать отпустить ее к отцу в Китай. Тетушка, несмотря на артрит и морскую болезнь, тоже намеревалась приехать, но, связавшись с представительством торговой компании в Лондоне, узнала, что к Френку собираются направить помощника, по словам тетушки, рассудительного, достойного молодого человека, вдобавок ко всему — лучшего игрока в крикет в графстве. |