– Вам нужно немедленно убираться со станции. Вы меня понимаете? И когда я говорю немедленно – это и значит немедленно.

– Из‑за этого психа? – презрительно спросил он.

– Нет.

– Из‑за чего?

– Попробую объяснить. Хотя мы тратим на это драгоценное время. Впрочем, это ваше время, а не мое. Вы видели начало репортажа о захвате станции? Как мы выходим из лодочного сарая?

– Да. И что?

– Этих кадров не мог снять Гарри. Они с Блейком были уже внутри станции.

Генрих подобрался, как рысь перед прыжком:

– Кто же их снял?

– Не знаю. Это сейчас не самое важное. Есть кое‑что поважней.

Я подошел к телевизору «Рекорд» и щелкнул пусковой клавишей.

– На всех пяти каналах «Тринитрона» была одна и та же картинка, – напомнил я, пока этот старый чайник разогревался. – Вы дважды проверяли. Правильно?

– Да.

– А теперь смотрите.

Я нажал кнопку пятого канала – рябь. Четвертого – рябь. Третьего и второго – тоже рябь. И наконец ткнул в кнопку первого канала.

На мутном экране мелькнул конец какого‑то детского мультика и появился ведущий.

Не С. Совсем не С.

– Продолжаем программу «Доброе утро», – лучезарно улыбнувшись, произнес он. – Но сначала – чуть‑чуть рекламы. Оставайтесь с нами.

Генрих шагнул к «Рекорду» и прощелкал подряд все кнопки, словно проверяя, не смошенничал ли я. И понял, что не смошенничал. Он выключил телевизор и быстро спросил:

– Что это значит?

– Это значит, что вы по уши в говне. И втянули в него и нас. Я как чувствовал, что не надо связываться с вами. Но я не видел ваших чеченских друзей. Но вы‑то видели! Или вы такой же сумасшедший ублюдок? Хватит болтать. Я оказался связанным с вами, поэтому в моих интересах, чтобы вы ушли чисто. Пока у вас в руках взрывной блок, у вас есть шанс. Поэтому я и говорю: немедленно улетайте.

– А вы? – задал он дурацкий вопрос.

– Попробуем отмотаться. Это будет стоить, конечно, немалых бабок. Мы работали на службу безопасности КТК. Во всяком случае, были в этом уверены. И к счастью, никого не убили и даже не покалечили. Да рожайте же, черт вас возьми!

Генрих открыл дверь кабинета и вывел в приемную Рузаева и Азиза.

– Быстро в вертолет! – приказал он. – Запускайте двигатель. Я подойду через минуту.

– Я дал Президенту Ельцину срок до четырнадцати ноль‑ноль, – заявил Рузаев, гордо выставив вперед свою бороденку. – Я должен провести переговоры с его полномочным представителем. Султан Рузаев никогда не меняет своих решений. Слово горца крепче булата!

– Да проведете вы свои переговоры! Из Грозного. И весь чеченский народ будет рукоплескать своему герою!

Эта перспектива, судя по всему, понравилась Рузаеву. Он величественно кивнул и вышел.

– А как же… – начал было Азиз, но Генрих прикрикнул:

– Бегом! Если кто‑нибудь попытается помешать – стрелять сразу!

– Я хотел спросить: а как же мистер Тернер? – все же договорил Азиз. – Мы же не можем оставить его!

Генрих остановился.

– Какой… мистер Тернер? – негромко спросил он.

– Мистер Джон Форстер Тернер. Лондонский журналист. Неужели вы не узнали его? Я, правда, тоже не сразу узнал. Из‑за его бороды.

Я понятия не имел, кто такой этот мистер Тернер, но известие о нем, как мне показалось, подействовало на Генриха ошеломляюще. Посильней, чем передача «Доброе утро».