– В таком случае мы заманим его сюда. У тебя‑то, надеюсь, есть электричество в доме?

– Мои установки могут генерировать киловатт десять.

– Более чем достаточно. Ты всегда плетешься позади времени. Сейчас никто не позволяет себе такого расточительства электроэнергии.

– Да, я консерватор.

– На кухне электрооборудование старого образца?

– Ага.

– И электропечь старая?

– Да, без новомодных штучек. Но большая – быка зажарить можно.

– Отлично. Тут‑то мы его и прищучим. – Эдисон открыл свой ящик с инструментами и достал кальку с чертежом. – Взгляните‑ка.

– Лучше объясни на словах, Эдисон.

– Мы сменим проводку, добавим энергии и превратим твою примитивную печь в высокочастотную.

– А что это такое?

– Высокочастотный нагрев – плавит металл. Плавит любой проводящий металл. И ни на что другое не воздействует. Ясно?

– Вроде да.

– Если сунуть в такую печь руку – ничего не почувствуешь. Но если у тебя на пальце кольцо – оно расплавится, и палец сгорит ко всем чертям. Явление магнитной индукции.

– Уфф! Мрачная картинка!

– Ага, проняло! Заведи своего индейца внутрь, мы врубим переделанную печь на самый медленный разогрев, и пытка начнется!

– Хочешь, чтоб у него пальцы сгорели и отвались?

– Нет. Чтоб у него мозг выгорел. Ведь у него в башке имеется жучок?

– Нет.

– А жучки из платины! – продолжал Эдисон. В приливе энтузиазма он не расслышал моего «нет». – Платина – проводник. Что и требовалось доказать.

Тут остальные мои гости, которые до этого слушали Эдисона, как зачарованные, разразились хохотом. До Эдисона не сразу дошло, что он сел в лужу со своим проектом, и он долго непонимающе таращился на принцессу, Немо и М'банту, помиравших от смеха. Потом и Эдисон расхохотался – над самим собой. Визги, смех – словом, моя квартира превратилась в ярмарочный балаган, и я опасался, что попытка обстоятельно спланировать убийство Секвойи так и закончится – хиханьками и хаханьками. Но тут меня выручила Фе. Она позвонила по видеотелефону. У нее был вид молодого ученого‑фанатика: белый накрахмаленный халат, огонь во взоре.

– Секвойя просит тебя немедленно прийти в ЛРД, – выпалила она на двадцатке. Потом заметила на своем экране гостей у меня за спиной и продолжила – опять‑таки на двадцатке: – Ах, простите, ребята. Я не знала, Гинь, что у тебя народ. Я не вовремя?

– Ты не помешаешь. Это мои друзья. Мы как раз говорили о профессоре Угадае. А зачем я вдруг понадобился Секвойе?

Фе так и залучилась энергией и энтузиазмом.

– Событие века! Через час произойдет возвращение экспериментальной криокапсулы. Три крионавта провели па орбите двенадцать недель и теперь возвращаются па Землю! Весь цвет Объединенного Всепланетного Фонда будет на торжестве. Вождь хочет, чтобы и ты пришел,

– С какой стати – я? Разве я знаменитость? У меня нет даже ни единой акции Объединенного Всепланетного.

– Ты ему нравишься. Уж не знаю почему. По‑моему, только ему ты и нравишься.

– Ладно. Но спроси его, могу ли я прихватить с собой друзей.

Фе кивнула и пропала с экрана видеотелефона.

Мои друзья решительно запротестовали. Дескать, плевали они на это «событие века» – каждый из них присутствовал на массе «событий века», и всегда это было горьким разочарованием. Тут они стали наперебой поносить так называемые исторические события – боксерское восстание в Китае в самом начале XX века, Бенджамина Франклина и его молниеотвод, капитана Блая и бунт на его корабле «Баунти»… Я едва сумел вставить словечко в поток их воспоминаний.