Тут он попытался встать. Борджиа махнула Фе рукой, и та подбежала к Вождю, помогла ему подняться на ноги. Опираясь на плечо Фе и покачиваясь. Вождь медленно огляделся, рассмотрел каждого из нас. Потом улыбнулся. Улыбка была слабая, болезненная, но такая милая! Фе расплакалась.

– Прекрасные знакомые лица, – сказал Секвойя, легонько хлопнув своей ладонью по моей. – Спасибо, приятель. Ты настоящий друг. Фе, ты мне теперь еще больше по сердцу, чем прежде. Лукреция Борджиа, убирайте свои ненужные инструменты – больше не понадобятся. – Она отложила скальпель, и проф с чувством пожал ей руку. – Эдисон! М'банту! Приветствую славных ребят! А ты, Хрис, ступай в постель, как тебе велено. Что касается «радиолабуды», Борджиа, то эти шлюхи в кальсонах каждые два часа умолкают на несколько минут – пока идет пересменка. Так что нам лучше побыстрее убраться отсюда

– прежде чем они продолжат свои дебильные приключения.

Я покосился на Борджиа. Она весело улыбалась.

– Я же говорила тебе. Гинь, он прекрасно сознавал все, что происходило вокруг.

– Гинь, это было гениально – как ты успокоил народ у криокапсулы. Фе, будь добра, свяжись с Лабораторией и назначь собрание акционеров – через час.

Я снова вопросительно покосился на Борджиа. Она кивнула: мол, порядок, справится.

– Потрясающие событие, – сказал Вождь. – Эти голенькие крысы означают, что мы открыли ящик Пандоры и… Мне бы поесть чего‑нибудь. Вот только где?

– У меня дома, – вставил я. – Главное, не заходи в печку – у нее дверцу иногда заклинивает.

Эдисон возмущенно запротестовал. Секвойя успокоил его:

– Не дуйтесь, Эдисон. Я в восторге от дымовой завесы, которую вы устроили в Лаборатории. Вы говорили блестяще. Акционеры чуть не прослезились. И вся Команда высоко ценит ваши усилия.

– Он знает чересчур много, – тихонько сказал я Лукреции. – Это меня пугает.

– Да сколько раз тебе говорить? Он слышал все, что происходило вокруг!

– Это так. Но, по‑моему, проф в курсе и того, что происходило совсем даже не вокруг, а очень далеко. Боюсь, что я простодушно схватил за хвост

– тигра!

– Тогда разожми руки.

– Поздно. Остается надеяться, что это мое приключение не закончится в его желудке и вам не доведется увидеть сытую улыбку на тигриной морде.

Тут в эфир опять вторглись придурки в армейских кальсонах, и мы опрометью бросились вон, покуда негодяй Дэн Бакстер слал секретные донесения в Аннаполис. Сперва мы уложили в постель Хриса, а затем отправились ко мне домой, где Благоуханная Песня и М'банту спроворили что‑то вроде афро‑китайского ужина – или завтрака? Ведь шел четвертый час ночи. Получилось весьма съедобно и напомнило Чингачгуку о его волках. Он выразил надежду, что в его отсутствие родной вигвам посетили грабители и волки не остались голодными. Когда мы, сидя со скрещенными ногами на подушках, заканчивали нашу нехитрую трапезу, прибежала запыхавшаяся Фе.

– Все в порядке. Вождь, Собрание назначено на четыре часа. Что ты намерен сообщить им?

– Пока еще точно не знаю, – проворчал Секвойя. – Будет очень трудно упростить объяснения до уровня тупоголовых акционеров Объединенного Фонда.

– А что же все‑таки произошло, профессор? – спросил М'банту.

– Я вовремя не переключил скорость и не вписался в крутой поворот, дорогой М'банту. После того, как я заглянул в чертову капсулу, мне надо было высунуться с улыбкой и начать забивать баки почтенной публике. Вместо этого я как последний дурак влетел в коматозное состояние. Да благословит вас Бог за то, что вы меня вытащили.