Мы подхватили Фе‑Пятьдесят Пять Несчастий и рванули через люки наружу, где нас встретила дюжина разъяренных экспериментаторов, возмущенных тем, что «разные посторонние типы засоряют чистые камеры». На всех не угодишь.

Короче, мои друзья начали прочесывать округу в поисках Секвойи, прорабатывая все версии его исчезновения, а я и не подумал идти домой. У меня было очень твердое подозрение касательно того, куда смылся Вождь, и я сел в поезд до индейской резервации Эри. Впрочем, я не преминул позвонить капитану Немо и как следует проинструктировать его.

И вот я оказался в том, что некогда было грязной вмятиной на лике Земли – размером с лунный кратер: двести сорок миль в длину, шестьдесят в ширину и двести футов в глубину. Пересохшее бывшее озеро служило отвратительной помойной ямой, куда вся страна сливала отравленные стоки замечательных заводов, работающих на замечательное завтра. Эта резервация была бескорыстным даром правительства американским индейцам – дно озера Эри отдали им в вечное пользование до той поры, пока Конгресс не решит отнять и эти девять тысяч квадратных миль сущего ада.

И вот передо мной девять тысяч квадратных миль настоящего рая. Фантастичность этого зрелища кружила мне голову: пестрое одеяло маковых полей, сияющих всеми красками – красные, оранжевые, желтые, зеленые, голубые, фиолетовые. Словно радуга рассыпалась осколками по земле. Все прежде зловонные каналы выложены плитами. На дне бывшего озера высились викиапы – разновидность традиционных индейских вигвамов. Только эти строения были не глинобитные, как встарь, а из современных материалом, с применением мрамора, гранита и известнякового туфа. Вымощенные плитняком дороги пересекали во всех направлениях пространство резервации, обнесенной по границам оградой, создающей мощное электромагнитное поле, которое отшвыривало незваных гостей. Если вы умудрялись прорваться к самой ограде, вас парализовывал удар тока.

Главные ворота охраняли апачи – они не тратили время на глупые любезности и говорили только на своем родном языке. С ними я не сумел потрепаться. Только настойчиво повторял «Секвойя». Ребята покалякали пару минут по телефону с кем‑то, потом начальник стражи дал мне проводника и усадил в машину на воздушной подушке. Проводник подвез меня к развилке дорог, а затем по узкой дорожке к роскошному викиапу, украшенному зверским количеством мрамора. Он указал мне на широкоплечего парня в набедренной повязке, который грелся на солнышке, прислонившись спиной к мраморной стене. Это был Секвойя.

Я молча подошел к викиапу и уселся рядом с Вождем. Инстинкт подсказал мне, что надо подстраиваться под здешний неспешный темп жизни. Проф сидел как истукан – молча и не двигаясь. Ну и я стал разыгрывать каменного болвана. Правда, мне это надоело до чертиков уже через минуты. Секвойя никуда не торопился, ну и я исправно изображал из себя овощ. Насколько он погружен в мысли о великом прошлом своего народа, я понял но тому, как он лениво повернулся на бок и, не вставая, помочился. После этого опять привалился спиной к стене. Я не последовал его примеру – есть же предел! Медитация медитацией, но у меня с XIX века сохранились кое‑какие остатки английского воспитания.

Прошло несколько часов (я одурел таращить глаза, а спать было стыдно), прежде чем Вождь медленно поднялся на ноги. Я даже не пошевелился, пока он не протянул руку, чтобы помочь мне встать. Я проследовал за ним в викиап.

Внутри просторное жилище было декорировано не менее богато, чем городской вигвам профа. Множество комнат, выстланный плитами пол, кругом кожи и шкуры, ковры, роскошные вещи из серебра, много фарфора. Секвойя не врал: местные краснокожие жили действительно богато.

Он позвал в комнату своих присных – они появились со всех сторон. Папа – величавый, сердечный, в еще большей степени похожий на Линкольна (я всегда подозревал, что в жилах Честного Авраама течет и индейская кровь).