— Какой Елистратов? — спросил Губарев.— Тот, что был в Казани?
— Тот самый. Я знаю, Степан Николаич, про него распустили слух, будто он там с каких-то подрядчиков или винокуров деньги брал. Да ведь
кто это говорит? Пеликанов ! А возможно ли Пеликанову верить, когда всем известно, что он просто — шпион!
— Нет, позвольте, Матрена Семеновна,— вступился Бамбаев,— я с Пеликановым приятель; какой же он шпион?
— Да, да, именно шпион!
— Да постойте, помилуйте...
— Шпион, шпион! — кричала Суханчикова.
— Да нет же, нет, постойте; я вам что скажу,— кричал в свою очередь Бамбаев.
— Шпион, шпион! — твердила Суханчикова.
— Нет, нет! Вот Тентелеев, это другое дело! —
заревел Бамбаев уже во все горло.
Суханчикова мгновенно умолкла.
— Про этого барина я достоверно знаю,— продолжал он обыкновенным своим голосом,— что когда Третье отделение его вызывало, он у графини
Блазенкрампф в ногах ползал и все пищал: „Спасите, заступитесь!“ А Пеликанов никогда до такой подлости не унижался.
— Мм... Тентелеев...— проворчал Губарев,— это... это заметить надо.
Суханчикова презрительно пожала плечом.
— Оба хороши,— заговорила она,— но только я про Тентелеева еще лучше анекдот знаю. Он, как всем известно, — был ужаснейший
тиран со своими людьми, хотя тоже выдавал себя за эманципатора. Вот он раз в Париже сидит у знакомых, и вдруг входит мадам Бичер-Стоу,— ну, вы
знаете, „Хижина дяди Тома“. Тентелеев, человек ужасно чванливый, стал просить хозяина представить его; но та, как только услыхала его фамилию:
„Как? — говорит, — сметь знакомиться с автором Дяди Тома? — Да хлоп его по щеке!— Вон! — говорит,— сейчас!“ И что ж вы думаете? Тентелеев взял
шляпу, да, поджавши хвост, и улизнул.
— Ну, это, мне кажется, преувеличено,— заметил Бамбаев .— „Вон!“ она ему, точно, сказала, это факт; но пощечины она ему не дала.
— Дала пощечину, дала пощечину! — с судорожным напряжением повторила Суханчикова,— я не стану пустяков говорить. И с такими людьми вы
приятель!
— Позвольте, позвольте, Матрена Семеновна, я никогда не выдавал Тентелеева за близкого мне человека; я про Пеликанова говорил.
— Ну, не Тентелеев, так другой: Михнев, например.
— Что же этот такое сделал? — спросил Бамбаев, уже заранее оробев. |