|
— Недавно,— отвечал Литвинов. — И долго намерены остаться? — продолжал учтивый генерал. — Я еще не решил. — А! Это очень приятно... очень. Генерал умолк. Литвинов тоже безмолвствовал. Оба держали шляпы в руках и, нагнув вперед туловище и осклабясь, глядели друг другу в брови. — „Dеux gendarmes un beau dimanche“ ,— запел, разумеется, фальшиво,— не фальшиво поющий русский дворянин доселе нам не попадался,— подслеповатый и желтоватый генерал с выражением постоянного раздражения на лице, точно он сам себе не мог простить свою наружность . Среди всех своих товарищей он один не походил на розу. — Да что же вы не сядете, Григорий Михайлыч, — промолвила наконец Ирина. Литвинов повиновался, сел. — I say, Valerien, give me some fire,— проговорил другой генерал,тоже молодой, но уже тучный, с неподвижными, словно в воздух уставленными глазами и густыми шелковистыми бакенбардами, в которые он медленно погружал свои белоснежные пальцы. Ратмиров подал ему серебряную коробочку со спичками. — Аvez—vous des papiros? — спросила, картавя, одна из дам. — Dе vrais papelitos,comtesse. — „Deux gendarmes un beau dimanche“,— чуть не со скрипом зубов затянул опять подслеповатый генерал. — Вы должны непременно посетить нас,— говорила между тем Литвинову Ирина.— Мы живем в Ноtel dе L'Europe. От четырех до шести я всегда дома. Мы с вами так давно не видались. Литвинов глянул на Ирину, она не опустила глаз. — Да, Ирина Павловна, давно. С Москвы. — С Москвы, с Москвы,— повторила она с расстановкой .— Приходите, мы потолкуем, старину вспомянем. А знаете ли, Григорий Михайлыч, вы не много переменились . — В самом деле? А вы вот переменились, Ирина Павловна . — Я постарела. — Нет. Я не то хотел сказать... — Irene? — вопросительно промолвила одна из дам с желтою шляпкой на желтых волосах, предварительно нашептавшись и похихикавши с сидевшим возле нее кавалером .— Irеnе? — Я постарела,— продолжала Ирина, не отвечая даме, — но я не переменилась. |
