– Здесь я приготовил все, чем, собственно, располагал. Пасхин достал из конверта книжечку истории болезни и несколько листков, заполненных какими‑то странными знаками. – «Ефрейтор Горбунов Афанасий Петрович, – прочел Пасхин по истории болезни, – 22 февраля 1944 года получил сквозное осколочное ранение левой половины грудной клетки с открытым пневмотораксом и переломом шестого ребра и лопатки…» Картина ясная? – спросил Пасхин своих слушателей, те согласно кивнули. – Так почему же я вам это читаю? Да потому, что кому, как не мне пришлось не один раз разглядывать эти самые лопатки Афанасия Петровича. Я обратил внимание, да и нельзя было не обратить, на два симметричных выроста у края лопаток. Выросты эти имели в длину сантиметра четыре, не больше..!

– А диаметр? – спросил директор больше для того, чтобы показать, что он внимательно слушает.

– Диаметр? – переспросил Пасхин и тихо сказал: – Диаметра точно такого же, как те рубцующиеся ранки, что вы видели только что на спине Афанасия Петровича.

– Так ему кто‑то сделал операцию? – воскликнул директор.

– Операцию? – усмехнулся Федор Никанорович. – Предваряемую ударом по голове вместо наркоза.

– Это еще не все. – Пасхин достал листки, исписанные фиолетовыми завитками. – Вот это, – сказал о", показывая листки, – мой дневник эа те дни. Времени было мало, ну я и стенографировал все, что, по‑моему, могло в дальнейшем пригодиться. Сегодня с утра я перечитал их внимательнейшим образам, и мне сразу стала ясна ценность вот этих заметок. Разрешите, я вам их прочту. «17 мая 1944 года предложил выздоравливающему Горбунову произвести удаление аномалий лопаточных отростков, на что получил неожиданный отказ. Обратил внимание на то, что раненый Горбунов пришел от моего предложения в крайний ужас. Это тем более удивило меня, что не всех многочисленных поэтапных операциях и осмотрах он проявил абсолютную выдержку и терпемие. Вечером того же дня он сам подошел ко мене и сказал: „Не обижайся, доктор, хоть и не нужны они мне, а не надо“. „Как хочешь, я просто думал, что женишься, зачем жене удивляться, будто ты не как все. А так, ранение, мол, было и ладно“. „А я не как все“, – ответил Горбунов, и мы разошлись».

Так… Тут результат осмотра в палате легкораненых… Ах вот, вот еще. Эта запись относится к более позднему времени. Вы, конечно, знаете, что он, быстро оправившись от ранения, стал самым деятельным помощником персоналу госпиталя. Афоня сюда, Афоня, туда, Афоня, в перевязочную, Афоня, носилки! Это была не просто услужливость, нет… Но это к делу не относится.

Вот следующая запись: «Горбунов рассказал мне любопытную историю. Будто в глубине тайги, откуда он родом, временами появлялись чужаки, охотящиеся за людьми с такими же выростами на лопатках, как у него». «Я знаю, о пантах, – сказал я ему. – Но это у оленей. Тут ничего негуманного нет», «А вы видели, – спросил меня Афанасий, – как снимают панты?» «Разумеется, – отвечаю. – Сколько раз. Тут у нас неподалеку оленеводческий совхоз». «Это не те панты, – говорит Афанасий. – Вот когда спиливают рога вместе с частью оленьего черепа – вот этим пантам цены нет…» «И что же они с ними делают, эти люди?» «Не знаю… Продают куда‑то на три стороны. Я почему из тайги вышел? Вот за таким ловцом пошел. А тут меня в армию забрали, я ж и про войну не знал. Ничего не знал. Грамоте в армии выучился. Мне же теперь в деревне и появиться нельзя. Скажут: „Продал Афанасий крылышки‑то свои… А мы же на тебя надежду имели“.