Скажут: „Продал Афанасий крылышки‑то свои… А мы же на тебя надежду имели“. Вот, собственно, и все…»
Пасхин сложил листки вместе и спрятал в конверт.
– Чушь какая‑то, – сказал Сергей Иванович. – Да неужели в наше время могут найтись люди… Хотя…
– Да, в наше время разные люди бывают, – заметил Федор Никакорович, – и отваги бесконечной и жестокости хватает самой варварской. Но теперь проясняется главное. Налицо весьма определенное преступление. Похоже, что не Афанасий Петрович разыскал своего обидчика, а тот его…
– Правильно! – вырвалось у Пасхлна. – Не хотел я начинать с этого. И это понял Афанасий Петрович. Понял. Он так и сказал мне сегодня: «Он здесь!» И добавлю от себя, судя по всем обстоятельствам, это сотрудник нашего института.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Карпыч обогнул скалу и медленно стал подниматься по два приметной тропке, вьющейся между камней. Наверху он отдышался и неожиданно быстро зашагал к глухому забору, окружавшему старинный трехэтажный особняк. Здесь, стоя у забора, Карпыч осторожно оглянулся и, нащупав щеколду, проскользнул внутрь заднего дворика, за которым возвышались хозяйственные пристройки особняка. Сбоку Карпыч разглядел стайку мальчишек, штурмовавших крепостные орудия времен Севастопольской войны. Когда‑то эти орудия отстояли Пвтропавловск‑на‑Камчатке и были привезены сюда как воинская реликвия тех славных лет. Все еще величественные, отшлифованные до блеска животами поколений ребятишек, они возвышались на чугунных многотонных лафетах, грозя неведомому противнику. Рядом стояли трофейные французские и английские скорострельные пушки с железными сиденьями для наводчиков.
Карпыч бочком приблизился к одной из пушек и вдруг, мздовчась, схватил одного из воителей за рукав и потащил сопротивпяющегося изо всех сил мальчишку к парадной двери с табличкой: «Рубежанский краеведческий музей».
– Дяденька, пусти! – просил мальчишка, но Карпыч со словами «Не ломай реликвию!» втащил его все‑таки внутрь здания.
– Директора мне, – строго сказал Карпыч, не выпуская рукав присмиревшего мальчишки. – Слышишь, старая?
Пожилая уборщица, вытиравшая пыль с громадного Мамонтова бивня, живо восприняла это приказание Карпына.
– А ты молодой! Кто ты такой, чтоб мальчишков таскать?
– Говорю, зови директора, – настойчиво сказал Карпыч, и уборщица, тяжело топая, пошла вверх по широкой каменной лесгнице, украшенной скульптурами доисторических людей и схемами, на которых, будто яблоки среди ветвей, виднелись изображения странных чудовищ.
– Кто это? – доверительно спросил мальчуган Карпыча, показывая на скелет мамонта.
– Это? – Карпыч нахмурился. – Это мамонт. Слон древний.
По лестнице, не слышно ступая, спускалась высокая худая женщина.
– Там той старик, – донесся сверху голос уборщицы. – И мальчишка с им. Слышь меня, Ирина Ильинична?
– Слышу, слышу, – ответила высокая женщина и тряхнула коротко подстриженными седыми волосами.
– Вы ко мне? – спросила она, строго глядя на Карпыча.
– Доброго здоровья вам, товарищ директор, – сказал Карпыч, кланяясь. – Прохожу это я мимо вашего заведения, а вот этот сорванец в орудию вашу как вцепится и давай ручки крутить. Ну, куда смотришь, куда? – дернул он за рукав приведенного им мальчишку.
– А там кто? – спросил громко мальчишка и даже всплеснул руками. – Рыба какая большая…
– Ты никогда не был в нашем музее, – удивилась Ирина Ильинична, наклоняясь к мальчику. |