– Хищных, – чуть подумав, ответил мальчишка.

– Так у нас есть тигры! – воскликнула Ирина Ильинична.

– Живые?

– Они не живые, но как живые… Вот, ступай по лестнице вверх, а с площадки уже виден один, самый страшный.

Мальчишка осторожно стал подниматься по лестнице, то и дело поглядывая вверх. Последние ступеньки он преодолел с величайшей осторожностью, после чего раздался его восхищенный голос:

– У‑У| какой!

Карпыч и Ирина Ильинична переглянулись.

– Ну, конспиратор, не можешь без фокусов? – сказала Ирина Ильинична.

– Как живешь, Илларион Карпыч? – спросила она, усаживаясь за письменный стол. Что это тебя давно не было видно?

– Худые вы стали, – сказал Карпыч, – кожа да кости,

– Спасибо тебе, Карпыч, очень приятное замечание.

– Кушать нужно, Ильинична. Себя переломи, а лопай.

– Не всегда хочется. А иногда и забываю. Наработаешься, промерзнешь. Тут же все лето сырость. Жду не дождусь, когда можно будет топить. А приду домой – ничего делать не хочется. Когда еще дочка была здесь, так веселей как‑то было. Так с чем пришел, Карпыч?

– Ты не обижайся, Ильинична. Боюсь я…

– Боишься? – рассмеялась Ирина Ильинична так заразительно, что Карпыч невольно улыбнулся.

– За тебя боюсь, Ильинична, – сказал он серьезно. – Ты и так худая, как загнанная лошадь, а то и вовсе…

– Да что ты крутишь, говори прямо.

– Прямо, прямо. У самого сумления имеются… Ты‑то помнишь дело с картой? Это когда Павла твоего расстреляли.

– Хотела бы забыть, да, видно, не смогу.

– Так я, – Карпыч наклонился к самому столу и еле слышно сказал: – ту карту видел…

– Какую карту? – побелевшими губами спросила Ирина Ильинична. – Ту самую?

– Ее.

– Но я же помню, мы ее искали!

– А нашли?

– Нет.

– То‑то… Увез ее Калныков, увез.

– Конечно, конечно, нам она была еще так нужна. Постой, Илларион Карпыч, да ведь он же ее в броневике увез, мы же потом выяснили.

Карпыч оживился.

– Вот она, память‑то молодая. Правильно, в броневике, а как же! Калныковские китайцы как жахнут вдоль по Синей речке. Митрофанова тогда как раз отряд стоял, и по закраине и… Так как же я‑то мог забыть? А карта та самая, даже уголок оторван, это когда Калмыков в сердцах по ей нагайкой хлестнул. Примета верная…

– А где ты ее видел?

– Так, один человек показал… – нахмурился Карпыч. – Человек так себе… Да будто я его где видал…

– А какой он из себя? – после некоторого молчания спросила Ирина Ильинична.

– Такой… Урода он, вот какой. Верно, встречала его, он вот так ходит… – Карпыч вышел из своего уголка и, припадая на левую ногу и передвигая всем туловищем, показал, как ходит этот человек.

– А лицо, лицо? – спросила возбужденно Ирина Ильинична.

– Подряпано лицо… Медведь, говорит.

– Вы сказали «подряпано»?

– Ну, рубцы, шрамы по всей морда.

– Я его знаю, – твердо сказала Ирина Ильинична. – Я его много раз встречала и никакого внимания не обращала. Очень часто я видела его с лодкой, такой белой.

– Люминиевая, люминиевая у него лодка, – поддакнул Карпыч.