– Юрий Васильевич, – смущенно промямлил Дейнека и церемонно поклонился.

– Мы не называем наших имен, так как не считаем, что они у нас есть, – серьезно заметила старшая, подавая гостю розетку с голубичным вареньем, – Наш милый папочка решил быть оригинальным за чужой счет, к сожалению, за наш счет. Видите ли, Егор Семенович, наш палочка увлекался музыкой…

– Нашего гостя зовут Юрий Васильевич, – перебила ее Муза.

– А ты помалкивай! – вмешалась третья девица, уминавшая бутерброд завидных размеров. – Гамма сама знает, кого как зовут.

– Да, так Сигизмунд Феофанович должен знать, что наш папочка увлекался музыкой и под впечатлением некоей сонаты нарек свою среднюю дочь Музой. Ей повезло, я считаю, не так ли Пересвет Челубеевич? Поразительно повезло!

– Что же, – не без вызова ответил Юрий Васильевич, – Муза – отличное имя, и вообще дело разве в имени?

– Я им то же самое говорю, – сказал Памфил Орестович, – но они и слушать не хотят, совсем вышли из повиновения. Так и хочется иной раз взять ложку и – прямо по лбу…

Памфил Орестович довольно энергично взмахнул чайной ложечкой, будто намеревался тут же привести свою угрозу в исполнение.

– Вы правильно заметили, что Муза – отличное имя, – продолжала Гамма, – но что касается моего имени, то это совсем другой разговор.

– Но «гамма» это тоже что‑то музыкальное? – расхрабрившись, спросил Юрий Васильевич.

– Если бы, если бы, Аристарх Хрисанфович, музыкальное… Но нет, это результат еще одного увлечения нашего милого папочки, на этот раз математикой. Это такая греческая буква, Стратилат Петрович, и я удивляюсь, почему наш папочка не заглянул подальше в алфавит, почему я не «Фи», почему я не «Лямбда», почему я не «Пси», наконец? Что вы на это все скажете, Леопольд Драгомирович? И почему мою сестру зовут не «Ижица», наконец? Но нет, Мустафа Тутанхамонович, наш папочка изучает японский язык и нарекает свою меньшую дочь названием японского острова. Вот так, взял и назвал – Кюсю. Как вам это нравится?

– Но какое это может иметь значение?

– Вам это, безусловно, безразлично, уважаемый Тихон Лукич, безусловно. Кроме всего прочего, вы мужчина. А нам каково? Только мы познакомимся с молодым человеком, только он кому‑нибудь из нас сделает предложение, как родители этого барбоса начнут рвать на себе волосы и умоляют его не делать глупости. Они не представляют себе в качестве невестки особу, названную в честь японского острова. Вот такие ограниченные люди, Эдвин Баядерович.

– Но меня зовут Юра, – взмолился Юрий Васильевич, которому начало казаться, что за столом действительно сидят все эти Пересветы Челубеевичи и Аристархи Хрмсанфовичи. – Просто Юра… Это когда я начал преподавать, так меня стали называть по имени отчеству, и я уже привык.

– Ах, вы уже привыкли! – воскликнула Муза. – Быстро, быстро. Скажите, Юра, вы женаты?

Юрий Васильевич пропустил мимо ушей этот прямой вопрос, уши, впрочем, у него запылали.

– Никакого внимания, – наставительно произнес Пасхин и, продолжая разговор, начатый в кабинете, сказал:– так вы теперь понимаете, Юрий Васильевич, как передаются индивидуальные различия?

– Да, ваша теория чрезвычайно интересна… Я тоже думал…

Юрий Васильевич, несомненно, сообщил бы Пасхину, о чем именно он думал, но Муза перебила его.

– Какие вы все ученые, даже противно, – сказала она. – А мы совсем темные и глупые, и с нами даже говорить неинтересно.