Изменить размер шрифта - +

 

А я беру из ящика стола зеленую трехрублевую бумажку. Огорченно хмыкаю — зарплата еще нескоро — но прячу бумажку в карман. Подумав, достаю из буфета коробку шоколадных конфет и иду обратно к Татьяне Семеновне.

Молоток и гвозди я беру с собой — надо же помочь соседке отремонтировать курятник.

Соседка так и бродит по двору, окончательно затаптывая следы. Не дожидаясь ничьей помощи, она решила спасать своих куриц самостоятельно.

— Как думаешь, Андрей Иванович, — спрашивает она меня. — Если дырку старой табуреткой загородить, лиса не пролезет?

Он кладет табуретку боком, загораживая дырку в стене потертым деревянным сиденьем.

— Можно еще камнем подпереть. Не сдвинет лиса камень?

— Не надо табуреткой, — говорю я. — Обрезки досок у вас найдутся?

— В сарае посмотри, — говорит Татьяна Семеновна. — Мне председатель на дрова целую машину отходов с совхозной лесопилки привез. Сухие, хорошие.

Я одобрительно киваю. Федор Игнатьевич по мере сил заботится обо всех жителях Черемуховки — особенно, о стариках.

Я протягиваю Татьяне Семеновне коробку конфет.

— Это вам, за беспокойство. И это тоже, за курицу.

Я отдаю ей деньги.

— Да куда столько? — пугается Татьяна Семеновна. — Курица столько и не стоит.

— Берите-берите, — киваю я.

— Может, чаю попьешь с конфетами? — с надеждой спрашивает соседка.

Ей одиноко целыми днями без компании. Жизнь в деревне всегда наполнена будничными хлопотами и заботами. Скучать некогда, но иногда хочется и поговорить.

— С удовольствием, — киваю я.

— Тогда я поставлю чайник, — говорит Татьяна Семеновна и идет в дом, тяжело шаркая галошами по заснеженному двору.

А я выбираю в темном сарае подходящие обрезки сухих еловых досок и заколачиваю все дыры в курятнике. Куры внутри испуганно квохчут. Петух громко и задиристо кукарекает, вызывая меня на бой.

— Сиди спокойно, — с улыбкой говорю я петуху. — А то придет лиса и унесет тебя за дальние моря, за синие горы.

Петух испуганно замолкает.

Гнилую штакетину, под которой лисица пролезла во двор к соседке, я оставляю на месте. Эту тропку лисица уже знает, вот и не стану пугать зверя.

Закончив работу, я иду в дом к Татьяне Семеновне. На крыльце отряхиваю сапоги от налипшего снега, разуваюсь в холодных сенях и стучу в дверь, обитую старой клеенкой — для тепла.

— Можно?

 

Мы неторопливо пьем горячий, пахнущий веником грузинский чай из больших щербатых кружек. Татьяна Семеновна берет из коробки шоколадную конфету, скупо надкусывает.

— Вкусно, — говорит она и кладет надкусанную конфету на блюдце.

— Хотите, я поймаю лисицу? — спрашиваю я.

— А сможешь? — сомневается соседка.

— Попробую. Тогда вы убедитесь, что курицу украл не кот. Он просто отобрал ее у лисицы и по привычке принес домой.

— Что же за привычки такие? — сомневается Татьяна Семеновна. — Никогда не слыхала, чтобы коты кур таскали.

— Так в том-то и дело, — киваю я. — Если лису не поймать, она опять придет.

— А ты застрели ее, — предлагает Татьяна Семеновна.

— Не хочу стрелять в деревне без крайней нужды. Да и караулить ее надо ночью, а ночи сейчас темные, безлунные.

— Ну, тебе виднее, — соглашается соседка. — Как ловить-то будешь?

— Есть способ, — улыбаюсь я. — Только мне для приманки еще одна курица нужна.

Соседка строго качает головой.

— Даже не думай, Андрей Иванович. Лису-то ты поймаешь, а я без кур останусь. И кто вместо них будет яйца нести? Лиса?

— С курицей ничего не случится, — объясняю я.

Быстрый переход