|
- Кто вы по национальности? - Точнее было бы спросить: кто вы по убеждениям? - Этим вопросом вы дали мне исчерпывающий ответ, доктор. - Вас это огорчает? - Скорее удивляет. - Это хорошая штука - удивление, Пол. Кстати, после пятидесяти люди редко удивляются, живут своими представлениями, все под них уминают... Удивление - это дар подъема. После полувека, - под гору, а до, - все вверх и вверх... - Вам действительно сорок шесть? - Да. - Ровесник века? Штирлиц усмехнулся: - Со всеми вытекающими отсюда последствиями... - По гороскопу вы кто? - Весы. Восьмое октября девятисотого года. - Восьмое октября? Хм, сейчас я скажу, что вы делали в тот день... Вы, если мне не изменяет память, вышли из своего пансионата в десять, купили газеты, прочитали их, оставили на скамейке в "Ретиро", пометок не делали, никто эти газеты потом не взял, ветер унес их на газон; потом отправились в Прадо, большую часть времени провели в зале Эль Греко, затем... погодите-ка, погодите... - Вы хорошо за мной смотрели... Вообще-то я чувствую слежку, а здесь - нет... Ваши люди наблюдали? Или испанцы? - Так должен человек знать всю правду? - усмехнулся Роумэн. - Или все-таки пусть кое-чего не знает, особенно в час эндшпиля, а? - Ну-ну... - Нет, но я должен вспомнить, доктор... После Эль Греко вы пили кофе где-то на улице... - Верно. - А потом отправились в кино. - На Гран-Виа. - Какой фильм смотрели? - "Грохочущие двадцатые"... С Джеймсом Кегни и Хэмфри Богартом в главных ролях. - А после вернулись к себе. - И сел читать Монтеня. - Я, между прочим, внимательно просматривал те места, которые вы отчеркивали... В тот день, мне сдается, вы штудировали главу об уединении... - Штудировал? - переспросил Штирлиц. - Нет, штудировал я в Берлине... Здесь я учил Монтеня наизусть... Роумэн глянул на часы; надо еще раз позвонить Эронимо. Перед встречей с Кристой я должен увидеть его, проговорить позиции, хотя ставить на него рисково; он обязан мне тем, что вложил свои сбережения в "Даймондз", он теперь может жить на проценты с вложений, а не на свой оклад содержания, это сделало его более независимым, все верно, но в какой мере он готов на п о с т у п о к? - Почитайте, а? - сказал Роумэн. - То, что я глянул на часы, не имеет отношения к нашему разговору. Просто мне еще кое-что надо успеть сделать... Вы правы, эндшпиль приближается неумолимо... - Добродетель довольствуется собой, - улыбнулся Штирлиц, вспоминая Монтеня, - она не нуждается ни в правилах, ни в воздействии со стороны. |
