- Было бы плохо, имей вы возможность понимать мою логику. Итак, я
жду...
Роумэн пожал плечами, закурил и, вздохнув, достал из кармана ручку.
- С вашего позволения, я пофантазирую на бумаге.
- Нет, вслух. Сначала вслух.
- Для записи?
- Да.
Роумэн поднялся, прошелся по холлу, ожидая запрещающего окрика
Гаузнера; тот, однако, молчал; остановившись возле радиоприемника, он
закурил, задумчиво ткнул пальцем в клавишу, на счастье п о й м а л с я
Мадрид. "Пусть моей ф а н т а з и и сопутствует испанская песня, - подумал
Роумэн, - недорого стоит такая фантазия..." Тяжело затянувшись, он
забросил руки за спину и начал неторопливо диктовать:
- Господин Цимссен, надеясь на вашу доброту, я готов дать
чистосердечные показания на тех, к кому я был заброшен Отделом
стратегических служб Соединенных Штатов. Хочу сказать, что в случае, если
ко мне не прекратят применять допрос с устрашением, я сойду с ума и
никакой пользы в будущем не смогу вам оказать. Пол Роумэн.
- То, что надо, - сказал Гаузнер. - В десятку.
Обернувшись к кухне, он спросил:
- Как запись, мальчики?
Один из к в а д р а т н ы х ("Видимо, тот, что заходил сюда, -
подумал Роумэн, - лица второго я не рассмотрел, он топал за Гаузнером, ни
разу не обернувшись, неужели я встречал его где-то?") ответил:
- Отменно.
- Спасибо. А теперь, Роумэн, выключите, пожалуйста, радио, сядьте на
место и повторите ваш текст еще раз - с испанским аккомпанементом это
будет слушаться довольно нелепо, хотя голосом вы умеете владеть как
хороший актер. И ходить не надо, в тюрьмах нет паркета, там цементные
полы, как помните.
Роумэн остановился, словно взнузданный:
- Вы полагали, что я сам не выключу радио?! Вы же просили меня
фантазировать! Я фантазировал. Вас устроило? Пишем.
Он выключил приемник, сел на табурет возле бара, снова тяжело
затянулся, приготовился говорить, но потом оборвал себя:
- Нет, пожалуй, я все-таки продиктую это, когда моя подруга станет
сервировать на кухне ужин.
- Там все слышно, Роумэн. Вы готовы пойти даже на то, чтобы она обо
всем узнала?
- Видимо, вы и так ее посвятили во все.
- Ни в коем случае. Вам будет трудно с женщиной, которая видела ваше
унижение.
- Хм... Разумно... Отведете ее на балкон... Как вы не верите мне, так
и я не верю вам...
Гаузнер вздохнул:
- Ее не приведут сюда, пока я не получу то, что должен получить. Это
условие.
- Что ж, уходите, Гаузнер. |