Она
сдерживалась, стараясь не разрыдаться, губы ее постоянно двигались, словно
она хотела сказать что-то, но не могла, будто лишилась дара речи.
- Иди сюда, человечек, - сказал Роумэн, - иди, маленький...
Криста ткнулась ему лицом в грудь; руки ее как-то медленно, словно ей
стоило огромного труда поднять их, скрестились у него на шее; ему
показалось, что они вот-вот разожмутся и упадут бессильно.
- Все хорошо, конопушка, - сказал он, - все прекрасно... Тебя никто
не обидел?
Она покачала головой; тело ее дрогнуло, но так было одно лишь
мгновение; Роумэн почувствовал, как напряглась ее спина. "Сейчас она
поднимет голову, - подумал он, - и посмотрит мне в глаза".
Кристина, однако, головы не подняла, откашлялась и сказала:
- Я... Мы привезли хамона, как ты просил... И две булки... И еще
кесо'... Самый сухой, какой ты любишь. И еще я попросила у Наталио десяток
яиц, чтобы сделать тебе тартилью.
_______________
' К е с о (исп.) - сыр.
- Иди, приготовь все это, - сказал он. - Я освобожусь минут через
двадцать. Даже раньше. И они уйдут.
Криста прижалась к нему еще теснее и покачала головой. По спине ее
еще раз пробежала дрожь.
- Ну-ка, выйдите отсюда, Гаузнер, - сказал Роумэн.
- Я погожу отсюда выходить. Мне приятно наблюдать. Вы действительно
очень подходите друг другу.
Роумэн почувствовал, как тело женщины стало обмякать. Он прижал ее к
себе, шепнув что-то ласковое, несуразное.
- Выйдите, повторяю я, - еще тише сказал Роумэн. - Неужели вы не
понимаете, что вдвоем умирать не страшно?
- Страшно, - ответил Гаузнер. - Еще страшнее, чем в одиночку.
- Ну-ка, идите ко мне, Гаузнер, - тихо сказал высокий из коридора. -
Вы нужны мне здесь.
Тот деревянно поднялся; лицо его враз приняло иное выражение: вместо
затаенного ликования на нем теперь была написана сосредоточенная
деловитость. Роумэн оглянулся - даже спина Гаузнера сейчас сделалась иной,
в ней не было униженности, подчеркнутой спортивным хлястиком ("Что я
привязался к этому хлястику, бред какой-то!"), наоборот, она была
развернутой, офицерской, только лопатки очень худые - карточная система,
маргарина дают крохи, да и те, верно, он себе не берет, хранит для дочери.
- Закройте дверь, Гаузнер, - так же тихо сказал Пепе. - Оставьте
мистера Роумэна с его любимой наедине.
Роумэн взял лицо Кристы в свои руки, хотел поднять его, но она
покачала головой; ладони его стали мокрыми. "Как можно так беззвучно
плакать, - подумал он, - так только дети плачут; сухие волосы рассыпались
по ее плечам, какие же они густые и тяжелые. Бедненькая, сколько ей
пришлось перенести в жизни!"
- Все хорошо, человечек, - повторил Роумэн. |