|
.. Медичи читает стихи о юноше, который был рожден некрасивым, полуглухим, со слабым зрением; в смачных выражениях, угодных нраву простолюдинов; он читает, как этот юноша замахнулся на изначалие природы, стал терзать свое тело гимнастическими упражнениями и сделался, наконец, лучшим наездником Флоренции, непревзойденным охотником, гимнастом и танцором... Медичи кончает читать, рассмеявшись чему-то своему, оглядывает лица приглашенных поэтов и художников, но внезапно странная гримаса гнева перекашивает его угреватое лицо с подслеповатыми, гноящимися глазами, он взмахивает руками, словно бы ловя воздух, которого ему не хватает, валится головой на стол, разбив висок о золотой кубок с вином, стоявший перед ним... - Кубок был серебряным, - шепнул Роумэн Фрэнку Синатре; тот внимательно его оглядел, кивнув: "Да, да, верно, серебряным, с этрусской чеканкой"; он плохо знает Медичи, отметил Роумэн, но отменно сочиняет человека, значит, настоящий художник, кубок-то действительно был золотым. Толпа жарко о б н я л а Гриссара; как и всякий артист, он ощущал тех, кто внимал ему; искусство - это пророчество, только выражается чувством, а не логикой, или - точнее - чувственной логикой. - Когда Медичи подняли, - продолжал между тем Гриссар, - осторожно перенесли в опочивальню, он, ощущая в груди п е к л о, прошептал: "Приведите ко мне Савонаролу". И монах пришел к умирающему: поэт-тиран решил исповедаться у Савонаролы, который всем своим духом не принимал ту культуру, которой так поклонялся Лоренцо Медичи... Тогда-то на экране и возникает первый раз скорбное лицо матери-дочери-любимой - всепонимающее, трагичное, бессловесное, вобравшее в себя знание и боль веков... А сразу же после этого видения, которое пройдет через весь фильм, - статика, еще более подчеркивающая динамизм действия, - я покажу, как молния разбивает фонарь на куполе Бруннелеско и камни падают рядом с входом во дворец Медичи - а это страшное предзнаменование грядущей беды; и мудрый циник, а потому - провидец, доктор П. Леони из Сполето, поняв, что часы мецената Медичи сочтены, бросается в колодец и тонет, предпочитая смерть жизни в вате, то есть в холодной и безвоздушной тишине, которая обычно следует за годами взлета культуры и мысли... Медичи знал, что Савонарола проповедует в монастыре против него, против его в о л ь н о с т е й, против того, что он любит жену друга, изменяя ей с тою, с кем его освятили браком, он понимал, что монаху противны его пиршества с философами, подвергавшими осмеянию не папство, - Савонарола и сам его презирал, - но догматы религии, он отдавал себе отчет, как ненавистно фанату веры его дружество с художниками, рисующими обнаженную натуру, - а что может быть греховнее т е л а?! "За что ты зовешь людей к бунту против меня? - прошептал Медичи. - Чем я прогневил тебя?" "Любимый брат, я молю у бога выздоровления тебе, - ответил Савонарола, - однако оно не настанет, если ты не отречешься от буйства плоти и веселья, от развратных маскарадов и громкой всепозволенности, ощущаемой твоими пьяными поэтами. |
