Здесь иная форма фашизма.
Он тут народный, демократический. Понимаете? Отношения нанимателя и
рабочего отличаются взаимным уважением и контролируются синдикатом,
который тщательно следит за соблюдением статей контракта. Так вот, в
контракте нет статьи, которая бы понуждала меня готовить вам чай. И если
вы еще раз сунетесь ко мне с такой просьбой, я уйду отсюда, но вы мне
уплатите неустойку за год вперед.
- Ну и валяйте! - Ганс тяжело закашлялся. - Скатертью дорога!
Штирлиц несколько недоуменно пожал плечами, набросил куртку и вышел
из комнаты; на улице мело, мелкий снег был колючим. Ляжет хорошей
подстилкой на поля для скоростных спусков, подумал он машинально,
продержится до поздней весны, вполне можно кататься до конца сентября,
пока не начнется изнуряющая октябрьская жара, канун ноябрьского лета...
Сентябрь - начало весны, ну и шарик, ну и земля, крохотная - а с
закавыкой. Как ни мечтают привести ее ко всеобщему, обязательному для всех
порядку, - не получается, а сколько сил на это тратят, сколько людей
расстреливают, какие деньги вбухивают в статьи бюджетов?!
Штирлиц зашел в бар к Манолетте; по-прежнему пусто; как он умудряется
сводить концы с концами? Да и налоги платит немалые; видимо, система
приучает человека к оборотистости: отстань от конкурента хоть в малости -
крах, банкротство...
- Позволь мне позвонить, Манолетте?
- Можно подумать, что ты пришел только за тем, чтобы позвонить, -
усмехнулся старик. - Сначала получи свой "капуччини", а потом звони, куда
хочешь.
- Сегодня порядок изменим. Сначала я позвоню, а потом мы с тобой
жахнем, я угощаю, ладно?
Он набрал номер Отто Вальтера; тот ответил слабым, умирающим голосом;
господи, как можно так себя жалеть?! Выслушав Штирлица, разъярился, голос
стал нормальным, р у б я щ и м:
- Ну-ка, дайте ему трубку, этому сукину сыну!
- Я не могу дать ему трубку, х е ф е... Я у Манолетте... Пью кофе...
Он приказал мне уйти - я ушел. Приглашать его не намерен - у меня
идиосинкразия к таким соплякам...
- Он не идиот, - ответил Вальтер. - Он хороший парень, только нервов
не осталось, сами понимаете, чего ему стоило вырваться оттуда...
- Я не сказал, что он идиот, - Штирлиц вздохнул. - Идиосинкразия -
это форма аллергии... У меня аллергия на таких нервических барчуков.
- В конце концов, вы служите у меня, Брунн. И перестаньте
капризничать... Пусть его пригласит к аппарату Манолетте; дайте-ка старику
трубку!
- Он моложе вас, - Штирлиц отчего-то обиделся за своего приятеля. - И
не укладывается в постель, подхватив легкую простуду...
Голос Вальтера стал прежним - надтреснутым и поющим, словно на
собственных похоронах:
- Доживите до моих лет. |